ПТИЦА СМЕРТЬ

(Мини роман в стиле Atmospheric black)

ПРОЛОГ

Никто не знал, откуда взялась "чёрная печаль", даже кочевники, которые и принесли её в пределы южных королевств.

"Чёрная печаль" не была болезнью тела - она была болезнью духа. Хватало пристального взгляда в глаза заболевшему, чтоб холодные путы печали и безнадёжности оплели душу, словно паутина беспечную бабочку. И с того часа человек видел вокуг только плохое. Он не чувствовал радости, он терял любовь, он не замечал доверия, уважения и доброты. Но от его внимания не ускользала ни одна пролитая слезинка, ни один косой взгляд, ни одно злое слово. Он видел только боль, страх и ненависть. Мир для него окрашивался в чёрный. И человек медленно угасал за несколько недель, если раньше не накладывал на себя руки, или не срывался в пучину слепой ненависти.

Не существовало лекарства от "чёрной печали". Даже Магистры духа, которые могли воскресить к жизни мёртвого, только разводили руками и прятали глаза от "безнадёжных". Да, "безнадёжными" стали называть тех, кто заразился этой неизлечимой болезнью; "безнадёжными", ведь надежда для них перестала существовать. Даже боги оставили их один на один с "чёрной печалью". Только лишь Хаос мог им помочь, только он мог разрубить оковы смертельной тоски. Но всего четверо в этом мире могли подчинить своей воле Первозданный, и они не спешили делиться своим могуществом с простыми смертными...

Эпидемия расползлась по всей южной части западного побережья, начала проникать на север, сквозь илюзорные границы нилодских княжеств. Некоторые города превратились в призраки, где по грязным улицам бродят безразличные ко всему тени, а немногие, ещё не потерявшие волю к жизни, отсиживаются в закрытых наглухо подвалах. Люди перестали смотреть друг другу в глаза.

Болезнь ослабила одни государства, и дала другим шанс расширить свои территории. Вспыхнули войны. Шенгонская империя вторглась в Аркур и практически его уничтожила. Но вернувшиеся домой солдаты принесли с собой неизлечимую печаль. Ксинт сгорел дотла, подожжённый собственными жителями, и в Билизаре разгорелась кровопролитная гражданская война. И Литан в союзе со Сторгом набросились на него, как падальщики на раненую добычу. А феодалы Нилода возобновили междуусобицы с троекратным рвением. И только Рикон мирно погружался в беспробудный сон "чёрной печали".

Союз понёс огромные убытки из-за прекращения торговли со всеми этими государствами. Многе миссии и торговые посты просто вымерли от эпидемии.

Вместе с войной и "чёрной печалью" пришла зима. Такой холодной зимы не помнят старожилы и летописи. Никогда ещё в южных широтах не бывало столь сильных морозов. В Шенгоне, где целые поколения не видели снега, его выпало столько, что пришлось буквально откапывать города. Свинцовые тучи затянули небеса, и почти над всем побережьем повисли сумерки. Солнце не показывалось уже две недели.

Суровая зима неизбежно повлияет на урожай, а значит поднимутся цены на продукты. Нужно найти новых поставщиков и пополнить запасы, чтоб, когда рынок потребует, у Союза оказался нужный товар.

Летописи Торгового Союза.

Год 112644 от сотворения мира, год Чёрного Ворона.

I

1

Ледяной дворец, бескрайняя снежная пустыня - владения богини смерти, моей жены.

Отсюда невозможно убежать, да и зачем? Пусть другие, которые соскучались по суете земной жизни, пытаются вырваться из царства вечного холода, пусть они мчаться навстречу солнцу и пусть их приносят, зажав в зубах, преданные Культе псы северных ветров.

Мне здесь нравится. Здесь царит покой, вечный покой, что может подарить лишь смерть. Здесь ничего не происходит, ничто не нарушает вечной меланхолии. Здесь нет законов и правил, только Культа иногда требует ублажить её похоть. Здесь никогда ничего не меняется, всё остаётся на своих местах. Отсюда никто не уходит, сюда только прибывают. Здесь ты можешь делать всё что угодно, но не сможешь сделать ничего.

Кого-то полное бездействие доводит до сумасшествия. Они не мыслят существования без исполнения ежедневных ритуалов, без общения с близкими. Они обречены на вечные муки.

Я люблю покой. Я так устал от того мира лживого счастья, что сразу после свадьбы несколько дней бродил по этой пустыне. Несколько дней... Там, за гранью горизонта, один такой день равняется году. Время - это всего лишь миф...

И вот я снова бреду по снежному ковру не оставляя следов. Впереди пики ледяныйх башен таранят ярко-синее небо. А кровавый свет солнца пронизывает весь дворец насквозь, изламывается в прозрачных стенах и ажурной крыше, осыпается на снег тысячами осколков.

В том мире я был самым сильным магом, но Альда оборвала мою нить. Всемогущество обернулось беспомощностью перед волей Судьбы. И здесь я стал лишь тенью, одной из сонма обитающих в ледяном дворце. Я рад этому. Ведь сила делает тебя своим рабом, ты становишься врагом более сильных и марионеткой более хитрых. Чем выше поднимаешься, тем больнее падать, а на большой высоте сильнее ветра и меньше воздуха. Здесь же я стал абсолютно свободен от всего и от всех. Свободен в рамках слившегося с небом горизонта...

- Харп, милый, - словно шелест листьев на лёгком ветру.

Культа провела по щеке холодной ладонью, длинные ледяные ногти слегка поцарапали поверхность души - приятная боль. Культа склонилась надо мной, мотнула головой, отбрасывая назад снежно-белые волосы, и поцеловала. Я обнял её, ощутил под пальцами иссохшую тонкую кожу и острые зубцы позвоночника.

И откуда сегодня столько нежности?

- Хватит, - она отстранилась и отошла к окну.

- Что происходит? - спросил я как можно мягче. - Что с тобой?

- Я не хочу тебя отпускать, - печально, как снег, шуршащий по льду озера.

Культа набросила на плечи свой холщёвый балахон и повернулась ко мне. Голубой блеск глаз потускнел от серого пепла тоски.

Куда она не хочет меня отпускать? Разве можно принудить к чему-нибудь бога? Неужели я для неё так много значу?

- Мой суженый зовёт тебя. Он заплатил цену, и я не могу ему отказать.

- Зачем?

- Тому миру нужна помощь. Ты должен идти.

И богиня смерти снова повернулась к окну, указывая взглядом туда, где стирались различия между небом и землёй, туда, куда мне предстояло вернуться.

Я дышу, я слышу своё сердце, я вижу непроницаемо-чёрный покров туч на ночном небе, я ощущаю холод камня обнажённой спиной.

Я жив?

Кчему себя обманывать, ведь я знаю ответ? Я не совсем жив. Культа вернула мою душу в это тело, но она не могла дать мне новую жизнь. "Дар жизни" - это привилегия Олан, её живой сестры. И она преподнесла мне то, что могла, то же, что и своему мертворождённому сыну - "дар смерти".

Я могу не дышать, я могу остановить сердце, я могу отказаться чувствовать боль. Но тело моё нетленно, а живые чувства всё равно остануться со мной. Я могу оставаться живым, будучи мёртвым.

Я чувствовал, что планета находилась под влиянием Ворона. И я знал, что цвет его - чёрный. Нежданный подарок Судьбы - ощущение небесных тел. Зачем он мне нужен, этот подарок? Ведь я и так знаю, что там, за занавесом туч, на изрытой метеоритами поверхности луны лежит тень. Я просто знаю, что появился на свет в точно такую же ночь. В ночь полного лунного затмения, в год Вестника Смерти, ровно триста шестьдесят лет назад...

Мои мысли прервали какие-то брызги, летящие в лицо. Жидкость казалась тёплой, и на своей груди я чувствовал влажное тепло. Я протянул руку и взял его. Сердце. Человеческое сердце, но слишком маленькое для взрослого. И оно билось. Из обрезков сосудов брызгали остатки крови, едва слышно хлопали клапаны. Четыре нити духа, его крошечного обрывка, были стянуты грубым узлом, заставляющим это сердце биться вечно.

На пульсирующем комке мышц играли блики живого огня. Ветер шелестел в языках пламени.

Я поднялся и сел. На пятигранном алтаре, в центре выложенной из обсидиана огромной звезды. На остриях лучей стояли жаровни, и свет их огня скрещивался точно на мне. А вокруг кольцом замерли серые фигуры. Только один был в чёрном - нынешний магистр. Он сделал шаг ко мне, приклонил колено. Остальные последовали его примеру.

А я сжимал в руке детское седце и тупо смотрел на магистра. В голове звенели слова Культы: "...он заплатил цену...". Когда-то я и сам стоял в таком кольце, вскрывал грудную клетку и вырезал сердце. Только то было сердце приговорённого преступника, а не ребёнка. Что же случилось с Орденом, раз он стал приносить в жертву детей? Ведь Культе совершенно безразлично, чья душа послужит задатком. Неужели вернулись времена дикой некромантии?

- Приветствую тебя, Харп, в Ордене Обсидиановой Звезды, - магистр поднял голову и встал с колен.

Я провёл ладонью по лицу, стирая кровь, смешивая её с остатками нерха.

- Ты хорошо ощущаешь это тело? - заботливо осведомился магистр и собрался подойти, чтобы помочь.

- Да, - я остановил его жестом. - Это моё тело.

- Меня зовут Лиган, я магистр Ордена, - он слегка наклонил голову.

- Почему ребёнок?

Кажется, Лиган растерялся. Он не ожидал, что вернувшийся мертвец станет интересоваться ценой своего нового существования. Но видимо он неправильно истолковал мой вопрос. Через секунду на лице магистра появилась кривая улыбка, и он позвал. Из океана тьмы в пределы круга вышел обнажённый мальчик лет пяти. Чёрные пятна "зрения духа" заполняли его глаза, а в груди зияла уродливая дыра, на том месте, где было сердце.

- В соседней деревне одна вдова не смогла заплатить налоги...

Я скрипнул зубами и мгновенно сжёг зомби, а потом и его сердце. Ветер подхватил невесомый пепел и засеял им холодный зимний воздух.

Лиган отшатнулся и замолчал. Кажется, до него, наконец, дошло, что я могу с ним сделать.

- Ты боишься смерти, Лиган?

- Как я могу бояться смерти? Ведь я с ней обручён, - он выпрямился, и в его словах зазвучала гордость.

- Могу тебя обрадовать - ваша свадьба состоится уже на рассвете...

Страх успел пробежаться холодком по его спине и застыть прозрачным льдом в стекленеющих глазах прежде, чем "лезвие смерти" вспороло нити его жизни. Хаос растворил защиту, и душа беспрепятственно отправилась в объятия Культе.

Пусть он будет моей первой жертвой.

Боги так просто не отпускают душ умерших обратно в мир - они требуют платы. Богине любви и жизни нужна любовь и продолжение жизни. Богу войны и славы нужна война и умножение славы. А что требует богиня-Смерть?..

По рядам братьев прокатился ропот, загорелись голубые огоньки страха и алые - ненависти. Они всегда ходят рядом...

- Ум этого человека был слишком жалок для магистра Ордена, а знания просто ничтожны. Он не был достоин руководить вами. Это говорю вам я - тот, кто пережил уничтожение Ордена Обсидиановой Звезды, тот, кто растворил дракона в огне Вселенной, тот, кого вы призвали из ледяных покоев богини Смерти...

Голоса смолкли. Фигуры в серых балахонах стали одна за одной опускаться на колено.

Иногда слова действуют сильнее любой магии...

Братство Истины сдержало своё обещание - Орден Обсидиановой Звезды был восстановлен. Но он стал совсем другим, он стал ближе к своему далёкому предку, к Холодному Огню. Смерть снова сделали высшим благом, снова стали смотреть на людей только как на материал.

Глупцы, они не понимают, к чему это приведёт. И только когда их изгонят из государства, они увидят свою ошибку. Люди вообще любят повторять собственные ошибки.

Хотя, и Меритар успел измениться до неузнаваемости. Из республики он снова превраитился в королевство, снова на трон сел узурпатор. И он дал Ордену небывалые привилегии и права, чтобы быстрее увеличить армию нежити. Парест верил в своё предназначение - завоевание всего мира. И поэтому нуждался в огромном войске.

Братья приходили ночью на сельское кладбище, а к утру возвращались в Орден, оставляя опустевшие могилы. За это их начинали ненавидеть.

Аркут, правая рука почившего магистра, оказался хорошо воспитан и разговорчив. Он мне и рассказал о новом Ордене и новом государстве. И ещё одна любопытная деталь: Лиган принял решение призвать меня всего два дня назад, сразу после возвращения из столицы. Очевидно, что это не его идея.

"Чёрная печаль" уничтожает целые города к югу от залива Ланта, стирает границы государств, развязывает и прекращает войны. И кто пытается остановить эпидемию, несущую медленное умирание? Богиня смерти и Орден некромантов... Нет, этот мир определённо сошёл с ума.

Я брёл вдоль стен Ордена, как привык бродить по владениям Культы. Мне не нужен ни сон, ни отдых, но мне нужно время на размышления. Мне нужно решить, куда отправиться сначала, нужно ли побывать в Антаре.

Небо на востоке начало светлеть, и я почувствовал, как край солнца выглянул из-за невидимого горизонта. И вдруг мой дух стал изменяться, а за ним менялось и тело...

Всё произошло почти мгновенно. Я сразу понял, что уже не имею человеческого тела. Пропали все цвета кроме серого, поле зрения расширилось настолько, что я увидел почти всё вокруг себя, даже сзади. Вместо челюстей и губ я ощущал тяжёлый клюв, а вместо рук - крылья.

Зачем мне крылья, если я не умею летать?

Я не понимал, почему моё тело изменилось, и от этого появился страх. Даже нет, не страх - растерянность. Я попытался использовать магию, но ничего не вышло. Не ответил даже всемогущий Хаос. И главное - я чувствовал необходимость в дыхании и пище, я был жив, жив по-настоящему. То есть меня можно убить, я совершенно беззащитен.

Я попробовал взлететь - подпрыгнул и взмахнул крыльями. Но у меня не получилось, и я упал обратно на свою рясу. Я крикнул и услышал свой новый голос - хриплое проклятие ворона.

Ещё до того, как я успел почувствовать отчаянье, на дороге появился человек. Он неспеша прогуливался по глубокому снегу, как это делал я совсем недавно, и направлялся ко мне. На нём была длинная тёмная мантия, расшитая замысловатым узором. Я знал, что цвет его мантии - тёмно-синий, а узор сплетён из золотых нитей.

Братство Истины, как и следовало ожидать...

2

- Кто-нибудь в этой богодельне принесёт мне вина?!

- Вот, - я поставил кувшин. - Не надо кричать.

- Ты что, указывать мне вздумал?!

- Тор не указывает, Тор просит.

- Ну и катись отсюда со своей просьбой!

Он нехорошо делает, он говорит плохие слова. Я не люблю, когда мне говорят плохие слова. Это неправильно. У нас хорошая харчевня, в хорошем районе. У нас хорошая еда и вино, у нас хорошие посетители. Тех, кто говорит плохие слова или много пьёт у нас выгоняют.

- Эй, человек! - меня зовут.

- Иду.

- Где там моя утка?

- Сейчас принесу.

Вот это хороший человек, плохие слова не говорит. Старый, толстый. Толстые, они всегда добрые. Далис тоже толстый и тоже добрый. Но иногда и злым бывает, когда я что-то неправильно сделаю. А я стараюсь всё делать правильно.

Я пошёл на кухню и взял утку. Красивая. Чтобы быть толстым, надо много есть. Значит, чтобы быть добрым, надо много есть. А тот ест мало, только пьёт. И нехорошо на меня смотрит.

- Вот ваша утка.

- Благодарю, - вот, и хорошее слово сказал. Я даже улыбнулся.

- Эй ты! - плохой человек.

Я подошёл к нему. Он даже младше меня и худой совсем. Плохой. А ещё - он уже пьяный.

- Ты это вином называешь?

- Да.

- Ну так и пей его сам! - он взял кувшин и облил меня вином, а потом засмеялся. Засмеялся и тот, котрый с ним сидел.

- Тор не любит, когда ему делают плохо.

- Ты что идиот?

Почему если я думаю медленно, то это плохо? Разве можно из-за этого говорить мне плохие слова и делать мне плохо? Это неправильно.

- Тор сделает так, как надо.

Я поднял его и положил на плечо. Другой разозлился. Он встал и хотел меч достать. Я его ударил ногой, и он упал. А этот бил меня руками по спине, ругался. Я вынес его на улицу и бросил в кучу снега.

Подошёл Далис. Он разозлился. Наверно, я что-то сделал неправильно.

- Ты что сделал, Тор? - наверно, его кто-то напугал.

- Тор всё сделал правильно.

- Ты хоть знаешь, кто это был?

Я не знаю.

- Это Кревит, сын герцога Мариза.

- Важный человек...

- Да уж, важный человек. Ещё какой важный! А ты его головой в сугроб.

- Он говорил плохие слова, он облил меня вином.

- Тор, Тор... Дитя бесхитростное... Что же ты натворил... - зачем он плачет?

Далис меня обнял, как очень хорошего посетителя.

- Вот что, укрыть я тебя не смогу. Остаётся - бежать. Другого выхода нет.

- Зачем?

- Тебя будут искать, ведь ты Кревита обидел.

- Но он меня обидел первый.

- Понимаешь, важных людей нельзя обижать, даже если они обижают тебя, а то будет плохо... И поэтому тебе нужно бежать. Я дам тебе немного денег и одежды. Лучше всего иди в порт. Там можешь наняться грузчиком, а, если повезёт, то и на корабль удастся попасть.

Зачем я на корабле? Я думаю медленно и плавать не умею.

- Пойдём, Тор. Скорей.

Дверь открылась.

- Вставай, заключённый.

- Зачем?

- Не строй из себя умника. Поднимайся.

- Тор не строит из себя умника - Тор спрашивает.

- Встать, выйти из камеры! Живо!

Очень злой человек. Он и ударить может больно. Почему? Я ему ничего плохо не сделал.

- Иди по коридору, вон туда. И без глупостей.

Иду... Пришёл.

- Заходи.

Захожу. Ой, а здесь тепло, и не сыро. Даже свет есть.

- Вот, господин следователь, тот слабоумный, который на Кревита напал.

- Тор не слабоумный, Тор медленно думает.

- Молчать! Будешь говорить, когда тебя спросят. Понял?

Я понял.

- Мне остаться?

- Нет, ступай, - какой-то он грустный. - А ты садись. Как тебя зовут?

- Тор.

- А фамилия?

- Нету фамилии.

- Ясно... Сколько лет?

- Двадцать семь.

- Ты признаёшь, что напал на Кревита, сына герцога Мариза?

- Тор не нападал, Тор выгнал злого человека.

- Здесь сказано, что ты схватил Кревита, выволок на улицу и швырнул его так, что он едва себе шею не свернул.

- Он меня вином облил, и слова разные плохие говорил...

- Это не имеет значения. Ты признаёшь, что напал на Кревита?

- Тор его выгнал.

- Отлично. Я больше вопросов к тебе не имею. Твоё преступление, Тор, классифицируется как попытка убийства лица, приближённого к королевской семье.

Я не понял. Я знаю мало слов.

- За это тебя ждёт виселица.

- Кто? - наверно я что-то неправильно сказал.

- Ты хоть понимаешь, что завтра умрёшь?

Не знаю.

- Что ж, у тебя есть время над этим подумать. До утра...

Думать трудно. Холодно. Я плохо думаю. Я не знаю про что думать. Про смерть? Ладно, попробую.

Родители умерли. Давно. Их больше нет. Далис говорит, что они теперь в гостях у богов. Не знаю, мне они не говорили. Завтра я умру? Тора больше не будет. А где я буду? У богов? Я не знаю богов. Тора не будет совсем? А так бывает? Я не знаю. Я никогда про это не думал. Я не люблю думать. У меня плохо получается. Далис говорит, что родители живут у богов лучше, чем здесь. Ещё Далис говорит, что когда человек умирает это печально. Почему? Почему смерть - печально, когда они будут жить лучше? Не понимаю.

Это очень трудно. Очень трудно думать, даже голове становится больно. Устал. Лучше подожду и потом всё узнаю. Так легче...

Темно становится. Вечер.

Ой, птичка! Чёрная. Совсем чёрная.

3

Это камера смертников. Я чувствую запах безысходности, пропитавший эти стены. Здесь люди готовились умирать. Кто-то рыдал и молил о пощаде, кто-то часами безуспешно пытался расшатать прутья решётки, кто-то ждал спасения от богов, а кто-то просто спал, смирившись с судьбой. Но никто не избежал встречи с палачом.

- Человек?.. А была птичка... - его голос выражал только удивление, страха он не испытывал.

- Кто ты?

- Меня зовут Харп.

Он удовлетворился ответом, и, кажется, потерял ко мне всякий интерес. Странный человек. На вид ему около тридцати, а ведёт он себя как пятилетний ребёнок. Я начал понимать: он один из тех, с кем Судьба сыграла злую шутку. Его тело растёт, стареет, а разум остаётся неизменным, отстаёт. От таких как он обычно отказываются родители, а все окружающие зло смеются над ними. И из них получаются отличные рабы.

- Почему ты здесь находишься?

- Он сказал, что меня ждёт виселица.

- Нет, почему тебя арестовали?

- А-а-а… - он насупился и опустил глаза. – Тор выгнал злого человека. Он говорил мне плохие слова, он облил меня вином.

Такие как он бесхитростны, и поэтому справедливы. Они не умеют обманывать ни других, ни себя, и от этого страдают больше всего.

И этому миру нужна моя помощь…

- Скажи, Тор, ты веришь в богов?

- Не знаю… - он пожал плечами.

И после смерти у него нет ничего хорошего, только бесцельное скитание невидимой тенью среди живых, вечная зависть и вечная злоба. В ледяном дворце ему будет лучше…

- Культа, жена моя, богиня смерти, приди ко мне. Обними этого человека, поделись с ним своей лаской, уведи его в свой дворец и подари ему ледяной покой. Вечный покой…

- Тор замёрз.

- Ничего, ты скоро привыкнешь.

Стена за спиной Тора покрылась инеем, с поверхности камня, словно из-под чёрной глади воды, потянулись костлявые нежные пальцы. Ледяные ногти, пепельно-серая кожа, чёрные рукава истлевшей рясы. Культа шепнула: "Здравствуй, Тор". Он обернулся на голос и утонул в смертельном холоде объятий. Тело с посиневшей обмороженной кожей сползло по стене, стирая с камней облако инея. А Культа несла душу в свой дворец с прозрачными стенами застывшей воды.

Второй…

- Кто пустил тебя сюда?! И как ты посмел занять мой трон?! – негодующий голос Пареста отдавался эхом в сводах Парадной Залы.

Конечно, с моей стороны было верхом наглости усесться на трон, но разве не наглостью было установить его во Дворце Совета? Почти шестнадцать веков Меритар являлся республикой. За это время его десятки раз покоряли чужие короли и собственные не в меру амбициозные феодалы. Но всегда Меритар возвращался к свободной республике. Вернётся и в этот раз.

Секретарь, пришедший вместе с королём, вернулся к дверям и позвал охрану. Четверо гвардейцев с мечами наголо побежали через всю залу, стуча каблуками по мраморному полу.

Парест стоял неподвижно, буравя меня ненавидящим взглядом. А на его затылке медленно покачивалась от напряжения "пиявка духа" в ладонь длиной. Густая сеть её нитей выбелила и без того седую голову монарха, а внутри продолговатого "тела" сверкала искра Света. То была не простая "пиявка", она не только полностью подавляла волю человека, но и отдавала его под абсолютный контроль "кукловода". Где-то в высокой башне или в глубоком подземелье сидит в мягком кресле Великий Магистр Духа и руководит Парестом как марионеткой, видит его глазами, слышит его ушами и говорит его устами. "Кукловод"…

Один клинок упёрся мне в грудь, второй приподнял подбородок и слегка поцарапал кожу на шее, а два других замерли в удобных положениях для удара. Ещё четвёрка стражников появилась в зале и принялась осматривать все углы в поисках моих сообщников.

- Кто ты такой? Отвечай! – гневный голос снова пророкотал среди массивных колонн.

Когда Валур, великий маг сто восьмого столетия, впервые смог из "пиявки духа" создать "раба кукловода", это перевернуло весь тогдашний мир. Началась эпоха Марионеток. Цари и императоры стали просто куклами, а историю вершили маги, державшие в своих руках нити живых марионеток. "Кукловоды"…

- Меня зовут Харп.

На лице Пареста появилось выражение недоумения, но спустя секунду оно сменилось на прежний гнев, и слова наполнились такой угрозой, что даже вздрогнул меч, стерегущий мою жизнь.

- Ты лжёшь! Этого не может быть! Отвечай правду, или умрёшь!

Интересно, откуда такая известность спустя три века? Неужели Братство Истины сочло своим долгом поведать миру о наших с Раскаром подвигах? Астан об этом не упоминал.

- Мне жаль тебя, король, - я невесело улыбнулся и заглянул ему в глаза.

Он понял. Нет, не Парест, а тот в чьих руках была его воля.

Всё в этом мире заканчивается, всему приходит конец. Закончилась и эпоха Марионеток. Нашлись другие сильные маги, обделённые властью над властителями, они и создали защиту от "раба кукловода" - одно из самых сложных заклятий Духа, наравне с "узами смерти". И монархи часто полностью опустошали казну, чтоб только обезопасить себя и своих потомков от чужого влияния. А потом была объявлена настоящая охота на падких до власти магистров. И многих из них казнили, сожгли живьём на кострах. "Кукловодов"…

- Может быть отправить его в западную башню? – секретарь смел перебивать короля даже в моменты его гнева. Похоже, он пользовался огромным доверием.

- Нет, - Парест усмирил свой голос, и уже говорил спокойно, - пытки результата не дадут. Отведите его в камеру и поставьте утроенную охрану, - один из солдат кивнул. – А ты, - узурпатор обратился к своему подручному, - пойди и разбуди Сабита, пусть сам с ним разберётся и доложит мне. Он умеет решать такие загадки.

Та же камера. Камень стен всё ещё хранит холод смерти.

Альда обладает определённым чувством юмора. На мне одежда Тора, я стою в той камере, где он умер, умер с моей помощью. И мне кажется, что скоро здесь же умрёт ещё один человек, снова не без моего участия. Это было бы завершающим штрихом к новому сюжету Пряхи.

Смолкает разговор охранников, и в тишине слышаться отчётливые неторопливые шаги. Звенят ключи и отворяется тяжёлая окованная железом дверь. Ещё два шага, хлопок двери и снова звон ключей. Тишина.

Напротив моего лица, на фоне черноты ночи за крошечным окошком, воздух сминается и густеет, превращается в облако "зрения духа". Мой оппонент нетерпелив и склонен к дешёвым эффектам. Он начинает ощупывать меня со спины, ощупывать мой дух. Сабит перебирает нити моей жизни, оттягивает и отпускает, слушает их звон. И он – Великий Магистр Духа – не может понять, что означает этот узор, отличный от живого так же, как и от мёртвого.

- Так кто же ты такой? – голос старый, умудрённый опытом, с хорошо скрываемым раздражением и страхом.

- Ты знаешь ответ.

Я оборачиваюсь.

Прекрасно замаскированный "покров Света" окутывает фигуру мага, а правая рука опирается на украшенный камнями посох. В двух десятках драгоценных кристаллов сверкают искры Света, Духа, Тела и Вселенной, и каждая несёт смерть. Украшенная металлическими нитями и жемчугом, мантия цвета дубовой листвы, перехвачена чёрным шёлковым поясом. В седой бороде поблёскивают золотые кольца – по древней меритарской моде. А на груди, удерживаемая тонкой цепью воронёной стали, покоится чёрная пятиконечная звезда. Пятиконечная звезда – символ человека, чёрный обсидиан – символ смерти. Орден Обсидиановой Звезды, знак его высших полномочий. Это многое объясняло, но и ставило новые вопросы.

- Этого не может быть.

- Как не может быть того, что сегодня на закате из этой стены Культа открыла свои объятия тому, чьи одежды сейчас на мне. Как не может быть того, что я сейчас говорю с "кукловодом", превратившим Меритар в королевство.

Взгляд Сабита скользнул по стене и обжёгся о холод ледяных башен. И даже густая тень не смогла скрыть страх, загоревшийся в его глазах. Он замер, решая, что ему делать: упасть передо мной на колени как перед великим представителем своего Ордена, или атаковать как посягнувшего на его власть.

- Как я понимаю, сначала ты стал магистром Ордена. А потом, почувствовав жажду власти, подчинил себе одного из членов Совета и возвёл его на трон. Став придворным магом, пришлось уйти из Ордена, но ты отплатил ему пожалованными привилегиями. Всё верно?

Сабит только кивнул и ответил одними губами:

- Да.

- Твоя тяга к завоеваниям разорит страну, а привилегии данные Ордену, в конце концов, приведут к его изгнанию. Как это было с Холодным Огнём.

Маг всё ещё пребывал в растерянности, и не смог возразить мне. А я решил развеять его сомнения.

- И последний вопрос, - Сабит напрягся, пальцы сжимавшие посох побелели. Он понял, что отсюда выйдет только один из нас. – Ты и вправду не знал, что Лиган собирался меня призвать?

- Нет. И он не посмел бы сделать этого без моего ведома.

Почему-то я не удивился его словам. Слишком хорошо я знаю методы Братства Истины. Они достигли совершенства в искусстве манипулирования людьми. Они откопают в прошлом все твои страхи, угадают все желания и обличат их в такие слова, перед которыми ты будешь не в силах устоять. Вот и Лиган сыграл небольшую роль в их пьесе. Интересно, какая роль на этот раз у меня? Видимо, такая же, как и в первом акте.

Сабит решился. Он выбросил руку с посохом вперёд и освободил силу, запертую в рубинах, изумрудах и алмазах. Всю разом. Ночь в тёмной камере отступила перед ураганом света. Сотни бликов, сотни вспышек, сотни теней сотен цветов. "Ледяные стрелы", "плети огня", "копья Света" и "лезвия смерти". Такой ураган мог бы смести кого угодно.

Сабита больше не было. Витало в воздухе облако дыма и пара, а стены покрылись тонким слоем пепла.

Третий…

Я просто поменял нас с ним местами – я оказался под его "покровом Света", а он – под ударом собственной магии. Наверное, Сабит думал, что такое проделать невозможно. Но на то и существует Хаос, чтоб претворять невозможное в реальность. Надо только точно знать чего хочешь.

Я открыл дверь и пошёл по тюремному подземелью к королевским покоям. Мне нужно было ещё снять с Пареста "пиявку" и убедить его снова созвать Совет. Солдаты провожали меня испуганными взглядами. Никто не сказал ни слова.

За Голым мысом небо начинало светлеть. Я видел диск солнца, подползающий к горизонту, готовый пересечь его и положить начало новому дню. Серые льдины, обглоданные океаном, купались в холодных волнах и бились о каменные пристани антарского порта.

Я снял с себя одежду Тора. В ней и раньше не было необходимости, а скоро она станет лишней. Грязные тряпки полетели в воду залива, а я встал босиком на ледяную корку набережной. Я готовился к превращению.

Ещё одна причуда Судьбы, ещё один её закон, низводящий свободу до выбора между жизнью и смертью. Если человеку придётся замкнуть цикл, ещё раз прожить год, в который он родился, то половину этого года он должен отдать своему знаку. Половину каждых суток – от восхода, до заката. Это распространяется и на таких как я, "вернувшихся". Мне ещё повезло, что мой знак – Ворон, а не какой-нибудь Лотос или Меч. Именно поэтому Культе пришлось подарить мне смерть, ведь в полностью мёртвом теле я не смог бы превратиться в живого ворона и просуществовал бы в этом мире только до рассвета.

Прядёт, прядёт Альда свой узор. Узор из нитей судеб. Всё в её руках. Конечно, каждый человек свободен в своём выборе, но можно поставить его в такие условия, когда от его выбора не будет зависеть ничего. И она ставит. Она ставит человека на путь, который приводит к какой-то ей одной известной цели. И я иду по предложенной ею дороге и бедняга Парест и даже всё Братство Истины с их всезнающим богом. Я могу сейчас вернуться в Орден и стать магистром, могу сесть на трон Меритара и начать завоёвывать мир, все пути передо мной открыты. Вот только вероятнее всего любой из них приведёт меня на юг континента, на встречу "чёрной печали", как того хочет Альда…

Невидимые, сумеречные лучи солнца зацепились за верхушку маяка, заскользили вниз по обветренному камню, упали на моё лицо. И я стал птицей. Я оттолкнулся от замёрзшей земли, взмахнул крыльями и нырнул в затянутое тучами небо. Я крикнул жестокому северному ветру, что нам с ним по пути, скользнул вниз к самой воде и полетел на юг, задевая тяжёлые волны кончиками крыльев.

4

Всё смертельно надоело. Всё.

Как я могла столько лет так жить? Растить дочь, притворяться, что люблю мужа, посещать все эти скучнейшие светские приёмы? Даже писать начала от скуки. Двенадцать лет я жила как во сне, не задумываясь ни над чем, и не подозревая о том, как пьянит горячая человеческая кровь.

Сегодня я проснулась…

А кровь пьянит, пьянит похлеще любого вина. Кружится голова, сердце бьётся так, что кажется вот-вот выскочит из груди. Только веселья нет совсем, и мысли ясные. А ещё этот азарт, щекочущий нервы, как в детстве, когда мы с братом, обманув старого слугу, забирались на заросший паутиной чердак за голубиными яйцами. Бедный Варни…

Но хватит сидеть и придаваться размышлениям - пора действовать. Вперёд! Прежде всего нужно избавиться от трупов. Да, в первую очередь. Как ещё шёлковый балдахин устоял под их немигающими взглядами? Мариз и Данна, муж и дочь, люди сделавшие меня рабыней. А теперь я свободна.

Как кстати, что в этой спальне такой большой камин.

Я разделась донага, чтоб не испачкать одежду, когда займусь разделкой. Разделкой… Слово-то какое грубое, животное. Расчленение звучит гораздо лучше, как-то даже благороднее. Хотя суть, конечно, одна.

И топор со стены - символ военной власти - мне поможет.

Зачем я за тебя вышла, Мариз? Молчишь? Ну молчи, молчи, я сама скажу. Древний герцогский род Аваров оказался на грани разорения. Дошло до того, что кредиторы, набравшись наглости, заявлялись прямо сюда, в наше родовое имение. А тут ещё этот переворот, возврат к монархии. Уверенности в завтрашнем дне не было никакой. И тогда я заставила себя поверить, что люблю тебя, Мариз, а потом убедила тебя в том, что ты меня любишь. Это было не так уж сложно. Овдовевший граф с малолетним сыном, который помог Паресту взойти на трон. Второй человек в державе. Отличная партия, не правда ли?

Замах. Удар.

Вот и нет у тебя головы, Мариз. Непривычно, правда? Смотрю, у тебя даже рот от удивления раскрылся. Смешное выражение. Я разломаю тебя как деревянную куклу. В детстве я обожала ломать кукол.

Руки.

Кровь брызгала прямо на меня, заливала с ног до головы. Холодная уже, мёртвая. Она возбуждала меня. Возбуждала больше, чем твои поцелуи. Мне захотелось смеяться, и я засмеялась. Я отбросила все эти глупые предрассудки, все эти выдуманные законы. Я стала свободной!

Ноги.

И отчего бедренные кости такие прочные? Приходится рубить по три-четыре раза. И тяжёлым топором махать не так-то просто. Теперь понятно, почему мясники все как на подбор высокие, мускулистые. Куда мне до них, хрупкой светской даме, герцогине, супруге Мраиза… Нет, теперь уже вдове…

Данна, дочка. Мне сейчас должно быть её жалко. У литературных героев в такие моменты обычно просыпалась совесть, они осознавали свои ошибки и раскаивались. Я сама раньше так думала. Но нет. Нет ни жалости, ни раскаянья. Я освободилась от этих лишних чувств. Какая мне от них польза?

Данна, я тебя когда-то любила, любила по-настоящему. Но потом на смену любви пришло безразличие, а затем - раздражение и тлеющая ненависть. Почему? Не знаю.

Замах. Удар.

И тебе, Мариз, вовсе незачем было знать, что она не твоя дочь.

Замах. Удар…

Ноет всё тело, кружиться голова. Как я устала… Но нужно закончить. Перстень с рубином. А внутри камня - “голодный огонь”. Мне его сам Сабит подарил. Ах, как менялись лица магов, когда они целовали мне руку на балах! Недоумение и даже страх читались в их глазах, едва они замечали огонь внутри кристалла. Меня это всегда забавляло.

Так, сперва побросать в камин разрубленные тела, вместо дров. И выпустить на волю “голодный огонь”. Это совсем несложно, нужно просто указать направление и приказать. Голодным он называется потому, что может пожрать всё что угодно. Сжечь дотла.

Алая нить протянулась от перстня, замерла на мгновение и словно змея в броске метнулась к камину. Вспыхнуло пламя. Ревущее, гудящее. Оно обращало плоть в пепел, выносило его в дымоход и роняло на укрытые снегом деревья сада.

Я сидела и смотрела в огонь, наблюдала, как рассыпаются в прах тела моего мужа и моей дочери. Я улыбалась. Мне стало гораздо легче, как будто тяжёлый груз свалился с плеч. Даже усталость отступила.

Наконец-то я свободна!

Теперь осталось смыть с себя чёрную, запёкшуюся кровь. Она давно засохла и стянула кожу. Неприятно. А после ванны можно выпить вина или покурить кальян, а потом спать. В нежные объятья белых простыней. Да, именно так.

Он сидел в кресле, смотрел на меня своими бельмами и улыбался. Мёртворождённый.

- С лёгким паром, дорогая Ингрит, - голос был похож на шелест змеиной чешуи. Он вселял страх, гипнотизировал, как гипнотизирует кролика взгляд питона.

Я застыла на месте, позабыв дышать. Ко мне пришёл гость, которого люди бояться больше его матери, больше Смерти.

- Не бойся, я здесь только для того, чтобы помочь тебе, - он улыбнулся шире, и в обрамлении чёрных губ блеснули хищные зубы.

- Помочь? - я и сама не думала, что мой голос прозвучит так дерзко.

- Да, помочь. Любой нормальный человек, узнав о том, что ты здесь натворила, посчитает тебя сумасшедшей, и будет рад собственноручно повязать петлю на твою нежную шейку. А эти нормальные люди, дорогая, всё узнают, можешь не сомневаться, - смесь предостережения и комплимента легко превращается в угрозу.

- Но почему?.. Почему ты пришёл?.. Ты…

- Почему именно я? А разве ты сама не понимаешь? Ведь ты освободилась от власти чужих желаний и страхов, ты отбросила выдуманные законы этого стада. Ты стала свободной, свободной от всего. А твоя свобода есть благо для тебя, но зло - для всех остальных. За неё тебя будут ненавидеть, тебя будут бояться, тебе будут завидовать. А значит, Ингрит Авар, мы с тобой на одной стороне. Одни против всех. Против всех, - глаза Безымянного сузились и стали ещё белее, белее первого снега.

- Но я не хочу идти против всех, я просто хочу делать то, что мне нравиться.

- Ха! В этом-то и есть вся жестокость мира людей, что тебе никогда не позволят делать то, чего ты хочешь. Стадо всегда будет заставлять каждую отдельную овцу поступать так, как нужно ему, а не ей лично. Но ты уже сбросила с себя руно и обнажила клыки, - он опять улыбнулся. - Ты вытянула свой жребий и здесь уже ничего не изменить.

Напоминания о том, что ничего не изменить всегда меня успокаивали. Зачем что-то делать, если это не принесёт плода? Вот и теперь, страх перед Мёртворождённым ушёл, и ко мне, наконец, вернулось самообладание. Но и ощущение свободы притупилось. Какая может быть свобода, если ничего не изменить?

Я опустилась в кресло напротив, посмотрела в лицо Безымянному. Оно казалось высеченным из какого-то чёрного камня, на нём играли блики от свечей и камина.

- Мы с тобой на одной стороне. И я хочу тебе помочь. Я могу увести тебя от мести за эти убийства, я могу сделать тебя королевой. Если пожелаешь, у твоих ног будет весь континент.

- И чего же ты от меня хочешь? - я не вчера родилась, и прекрасно знаю, что за любую помощь нужно платить.

- Чего я хочу? Сущий пустяк, дорогая, - всего лишь чтобы ты лишила жизни одну птицу. Ворона… Да, кстати, можешь называть меня Бесрезеном. Мне было бы приятно…

- Мы не берём пассажиров, - в словах капитана нет ни малейших сомнений. Такая у него работа.

- Но ведь у вас есть свободная каюта.

- А вы-то откуда знаете? - капитан прищурился. - Может вы на воровскую гильдию работаете? Я подозрительных личностей на своё судно не допущу.

- Да что вы! Я порядочная женщина, - делаю трогательно обиженный вид, - с ворами никогда в жизни дел не имела. Мне просто очень нужно попасть в Аркур. Очень, - протягиваю мешочек с золотом. - Здесь пятьдесят золотых.

- И откуда у порядочной женщины такие деньги? - вопрос, конечно же, риторический, как всегда, если дело касается больших денег.

- От бабушки наследство осталось, - прикидываюсь дурочкой. - Мне очень нужно попасть в Аркур, - давай, Ингрит, покажи всё своё обаяние. Голос, взгляд, приоткрытые губы. Ты ещё можешь затянуть в постель мужчину?

Можешь.

- Ладно, можете располагаться. Но учтите, если будете мне мешать - выброшу за борт.

Улыбка. Благодарная улыбка, многообещающая. Огонь в глазах. Да, вот так.

И пусть он думает, будто сам принял решение, пусть считает меня простушкой, которую не грех и использовать. Я не буду его разочаровывать, где нужно уступлю, чего не нужно не замечу. Мужчинам это нужно, без этого они не могут. И именно из-за этой тяги к власти ими так легко управлять.

Заснул уже. Много ли ему надо? Сделал своё дело - и отдыхай. Получил удовольствие, а обо мне не подумал. Эгоист. Но я его не осуждаю, я теперь сама такая. Моё желание теперь превыше любой божественной воли. Это и есть свобода. Да, свобода.

Скрипят на палубе снасти, бьются волны о борта, там, снаружи, злой ветер сыплет снегом. В маленькое окошко льётся тусклый размазанный свет, который не даёт теней. День начинает гаснуть. Дни теперь стали неотличимы от ночей, такие же серые, такие же холодные. Сколько я уже не видела солнца? Неделю? Две?

Здесь под одеялом в капитанской каюте хорошо. Тепло, и проклятый ветер не может достать своим ледяным дыханием. Дикор храпит, и довольно громко. Наверно храп заглушает ему посторонние звуки, чтоб не мешали сну. На шее пульсирует артерия. Там течёт кровь, горячая кровь, солёная как ржавчина, сладкая как мёд. Она - источник жизни, она - знак смерти. Она - моё наваждение.

Как сухо в горле. Хочется пить. Жажда затягивает удавку. Трудно дышать, каждый вдох - боль. И эту жажду не сможет утолить ни вода, ни вино и никакой другой напиток, кроме…

Сердце начинает биться чаще, когда я достаю свой стилет. Там, под тонкой кожей течёт источник, что может избавить меня от жажды. Его сердце бьётся ровно, неторопливо, а моё готово разорваться от бешеного ритма. Дрожь охватывает всё тело. Я уже не дышу. Нетерпение. Жажда. Гулкий барабан вместо сердца. Призрачный отблеск на лезвии.

Да!..

Дикор хрипит, смешно дёргает руками и раскрывает рот. А я смеюсь, пью бьющую струёй кровь, провожу языком по рваным краям раны. Вскоре он перестаёт сопротивляться и только мелко дрожит. Поток начинает иссякать. И я, утолив, наконец, жажду целую его на прощанье в холодеющие губы.

Я подняла глаза и увидела Бесрезена. Он стоял в тёмном углу и был почти незаметен на фоне тени, выдавали только мраморные неподвижные глаза. Безымянный лишь прошипел своим змеиным голосом: “Дура!”, - махнул плащом и растворился в тенях.

Но почему?! Почему дура? Ведь я просто утолила свою жажду, я удовлетворила своё желание. В конце концов, я же свободна и могу делать всё, что захочу. Да.

- Не-ет!

- За борт её, рыб кормить…

- На рею…

- Пустить по кругу и глотку перерезать…

- Выпустить кишки…

- Отпустите меня! Я свободна! Вы не можете!

- …рыбам на корм… какого цвета потроха… пустить кровь…

- Прочь руки, скоты! Убирайтесь! Будьте вы прокляты именем Бесрезена!

- Дура…

- Я свободна! Отпустите! А-а-а!!!

- За борт…

- Молчать всем! Варс, Илдин на грот-рею! Вяжите петлю. Живо! Живо, я сказал!

- …рыбам… пустить…

- Верните мне свободу!

- Заткнись! Заткнись, я сказал! Я тебе доброе дело делаю. Знаешь как там, за бортом подыхать? Тело онемеет, ты не сможешь дышать, а рыбы начнут жрать тебя ещё живьём! Замолкни!

- …в воду… кровь…

- Молчать!!! Я теперь капитан! На рею, живо! Ну?!

Он поволок меня назад в каюту и изнасиловал. Грубо, по-животному. А я была связана, я не могла сопротивляться. Я проклинала его и всю команду, всех людей, я звала Бесрезена. А он отвечал только шелестящим: “Дура”…

Меня снова вытолкали на палубу, подняли по верёвочным лестницам и поставили на бревно. Я отчаянно старалась держать равновесие. Надели на шею петлю. Толстая грубая верёвка царапает кожу, вгоняет занозы.

- Что, сука, страшно умирать?

Страшно? Нет, обидно. Там, подо мной, люди ненавидящие меня, желающие мне смерти. Они не поняли моей свободы. Все они рабы, и больше всего бояться свободы, особенно чужой.

Я повернула голову, и иглы волокон глубоко ушли под кожу. Не важно. На самом краю реи сидел Мёртворождённый и задумчиво смотрел куда-то вдаль, в серую глубину снежной завесы.

- Я имел на твой счёт большие планы, дорогая. Я действительно мог бы сделать тебя королевой… Но ты оказалась слаба…

- Лети птичка!

Лечу. Приближаются кричащие лица, засыпанная мокрым снегом палуба. Мгновение лёгкости. Последний вздох. Это конец, Ингрит. Да, конец.

Хруст.

5

Голод.

Никогда ещё я не испытывал такого голода. Нечеловеческого. Силы уходят, а здесь на границе двух океанов - воздушного и водного - негде найти пищу и приют. Если так пойдёт дальше, то я могу не выдержать - просто сложу крылья и упаду в холодную воду.

Страшно? Нет, просто обидно.

И вот, когда последняя капля надежды уже сорвалась с уставшего крыла, в снежном месиве проступил силуэт корабля. В полумёртвом теле снова появились силы. Я даже смог поблагодарить Тал за помощь, карканьем.

Трёхмачтовое грузовое судно на прямых парусах, наверняка принадлежащее Торговому Союзу. Идет, скорее всего, из Антара. А на грот-рее болтается свежий покойник. На этот раз Вестник немного опоздал.

Наконец под ногами опора, наконец натруженные крылья сложены. Скользкое от мокрого снега дерево и прочные конопляные канаты. Верёвка с петлёй на конце. Раскрываю крылья, прицеливаюсь и спрыгиваю. Сажусь прямо на голову мертвеца. Она сильно вывернута - шея сломана и растянута, - и я оказываюсь возле самого уха, цепляюсь когтями за кожу, чтобы удержаться.

Женщина лет тридцати, довольно привлекательная. Была… Раньше она была красивой, может быть состоятельной, и может быть даже счастливой, а теперь злой ветер качает её окоченевший труп. За что могли её казнить на корабле? Скоро я это узнаю.

Я смотрел на её вылезшие из орбит глаза, а голод доводил меня до сумасшествия. Казалось, желудок стянут в тугой узел, а зоб вот-вот вывалится из клюва. На правый глаз упала снежинка, медленно растаяла и скатилась каплей воды. Я не выдержал. Я выклевал ей глаза.

- Кто здесь? - жёлтые блики от фонаря освещали коренастую фигуру моряка. А голос не оставлял сомнений, что слоняющийся по палубе бездельник получит по заслугам.

Я шёл по скользким холодным доскам. Снег таял под моими ногами.

- Опять эти проклятые крысы… - успокоил себя человек и поплёлся к носовой надстройке.

Мне некуда спешить, до встречи с будущими спутниками остались ровно сутки. Невидимые звёзды подсказывали, что я проделал уже половину пути. Нужно только позаботиться, чтобы корабль не удалялся от моей цели.

Дверь в капитанскую каюту. Заперта изнутри. Создаю “зрение духа” за дверью, вижу ключ в скважине. Открываю рядом канал воздуха и поворачиваю ключ спрессованным ветром. Вхожу.

Капитан рассматривал какие-то бумаги, сваленные перед ним в кучу. Рядом, прямо под рукой стояла початая бутылка рома. Ни бокала, ни кружки поблизости не наблюдалось. Бритая голова влажно блестела в свете лампы.

Он поднял на меня глаза, и его лицо приняло крайне удивлённое выражение. Перед ним стоял полностью обнажённый человек с хлопьями мокрого снега в волосах, нисколько не смущаясь пронизывающего до костей ледяного ветра. А главное - капитан никак не мог понять, откуда взялся этот человек на его судне в открытом море.

- Что за… - капитан моргнул и мотнул головой. - Ты ещё кто такой?

- Вестник Смерти, - я сказал почти правду.

- Ну да, а я тогда великий Зорат…

Надо же, мне не поверили, даже осмелились съязвить. Раньше самолюбие не позволило бы мне стерпеть оскорбления. Но женитьба на Культе меняет человека, в бескрайней ледяной пустыне ты осознаёшь свою ничтожность в сравнении с вечностью Смерти.

- И кто же я, по-твоему?

- По-моему, - капитан глотнул прямо из бутылки, не спуская с меня глаз, - ты просто пройдоха, думал за так в Антар попасть или на острова. В трюме наверно прятался.

- Нагишом?

- А кто вас сумасшедших знает?.. Была тут одна… - он поморщился и хмыкнул. - На рее теперь болтается.

Я улыбнулся и закрыл глаза.

На рее… Ветер полощет промокшую ночную рубашку и белые как холодные звёзды нити жизни. Привычными жестами сплетаю узор, оставляю в нём частицу своего разума, дарю фальшивую жизнь.

- Значит, ты мне не веришь?

- В детстве меня бабушка пугала всякими там Культами, Безымянными. А теперь всё. После того, что тут было, эти пугала на меня не действуют.

Я присмотрелся и смог разглядеть следы недавних эмоций на стенах каюты. Их ещё не успел смыть поток времени. Жажда, ярость, боль, счастье, животный восторг, смерть, удовлетворение. И плохо убранные следы крови на полу…

- И почему люди так мало друг другу доверяют?..

Снаружи послышался крик. Крик, до краёв заполненный суеверным ужасом и страхом за собственную жизнь. Капитан вскочил, схватил в руки саблю. Я услышал за спиной тихие шаги и отступил в сторону.

Она вошла.

Изломанная, вытянутая шея не могла удержать голову, и та лежала на груди, словно у мёртвой курицы. Кожа была того нежно-голубого оттенка, как небо над самым горизонтом. Из-под свисающих до пояса чёрных волос смотрели маслянистой тьмой выклеванные глаза. Грубая петля болталась на шее словно ярмо, а верёвка тянулась наружу, в ночь.

Капитан сел, судорожно сглотнул. Выпустил из руки саблю и взялся за бутылку.

- Нужно было за борт выбросить…

Ингрит никуда не ушла. Её тело погрузилось в холодные морские воды, но душа осталась здесь, на палубе, рядом со мной. Её не призвал ни один из бессмертных, никому она оказалась не нужна, даже Безымянному.

У нас был долгий разговор, и Ингрит поведала мне свою историю. И тут я пожалуй соглашусь с Ромиром, в том, что эта женщина повредилась рассудком. Она считала свои прихоти важнее чужих жизней. Она решила, что ей всё позволено. Она сама мне заявила, что имеет право на безграничную свободу, какая есть лишь у богов.

А ведь у богов не больше свободы, чем у галерного раба. Они не только следуют пути предложенному Судьбой, но и вынуждены выполнять волю своих последователей. Исключение составляют только двое - сама Пряха и Безымянный. Как раз он, Безымянный, и затянул петлю на шее Ингрит. Это похоже на него - найти человека стоящего на краю, заставить его поверить в лож, а потом использовать до конца.

Вот только зачем ему понадобилась моя смерть?

Ответ прост: он хочет, чтобы “чёрная печаль” захватила весь континент, а может быть и весь мир, чтобы вечные сумерки укрыли планету, чтобы боги вымерли, изголодавшись по вере. Мёртворождённый не знает ничего кроме ненависти, он ненавидит весь мир, всех живых и бессмертных, он одержим местью богам, которые отказались принять его в свою семью. И пусть победа приведёт к его собственной гибели, он не отступится. Он всегда поступает назло, иногда даже вопреки здравому смыслу.

- Харп, воскреси меня. Ты ведь можешь?

- Могу.

- Так сделай это. Я имею право получить от тебя новое тело.

- А я имею право тебе его не дать.

Ингрит не нашла что ответить.

- Твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого. Это ясно даже ребёнку.

- Но ведь я не обычная! Я отбилась от этого проклятого стада! - она кричала на меня, она требовала. Она разучилась просить.

- Однако не перестала быть овцой… - я заметил, как уверенность и раздражение на её лице тают словно мокрый снег на палубе. Добавил, - А теперь прости, Ингрит, но я хочу побыть один. Прощай.

И я рассеял “чувства духа”, оставшись наедине с чёрным морем и свинцовыми тучами. Я всматривался в едва различимый горизонт из-под капюшона штормового плаща и ждал рассвета. Корабль шёл на восток. Я попросил капитана изменить курс, и он оказал мне любезность. Он ценил свою жизнь…

Заскрипели доски настила, и рядом оказался сам капитан Ромир.

- Харп, тут такое дело… - он почему-то оправдывался, ещё толком ничего не сказав. - Ты ведь скоро того… улетаешь? - похоже, вся его дерзость улетучилась вместе с хмелем. - Я тут бумагу составил, - он развернул передо мной лист. - А то ведь такое дело… Нам курс пришлось поменять, на острова к сроку не успеем. И ещё это убийство капитана. На меня ведь могут подумать, что место его захотел занять, и того - ножом по горлу… - Ромир снова замялся. - Мажеская экспертиза деньги немалые стоит, а Союз нынче не лучшие времена переживает. Не мог бы ты свою печать магическую поставить? А?.. Ведь я тебе помог чуть-чуть…

Ох уж мне эти торговцы…

Полёт. Что может быть прекрасней парения на собственных крыльях по бескрайнему океану неба? И пусть оперение промокло от вездесущего снега, пусть удары холодного ветра пытаются сбить с пути, всё это перестаёшь замечать на фоне отсутствия запретов и границ. Ингрит назвала бы это свободой.

Я поднимался всё выше, прочь от земли, прочь от несчастных людей, которым не дано ощутить радости полёта. Теперь судно казалось жалкой скорлупкой, отданной на волю волн и обречённой скитаться в штормующем море до скончания времён. Поверхность воды разгладилась от морщин, превратилась в расплавленный свинец, а потом и вовсе скрылась под снежным покрывалом. А небо приближалось. Тучи обретали форму, объём, чёткие контуры. Теперь стало заметно, как они движутся. Они походили на клубящийся чёрный дым под потолком горящего дома.

А что там, над этим потолком?

Когда-то очень давно, ещё до моей смерти, у нас в Ордене Обсидиановой Звезды жил один старик, Нибро. Он пришёл к нам из Даггора, где его едва не убили невежественные селяне, когда узнали, что он практикует некромантию. Нибро был мечтателем, он любил подолгу смотреть на небо, и наверняка отдал бы полжизни даже ради такого полёта. Он считал, что тучи и облака состоят из обычного пара, удерживаемого на высоте ветром. Но он только предполагал, точно знает об этом лишь Братство Истины. А теперь вот и я.

Сплошное месиво из тумана и крошечных кристалликов льда, так влажно, что почти невозможно дышать. Серый цвет кругом. Но чем дольше поднимаешься, чем сильнее отбрасываешь воздух вниз, тем отчётливее проступает светлое пятно на месте солнца, тем больше голубого становится в сером.

Я на мгновение слепну, когда поток света ударяет в глаза. Я кричу. Цвет неба - от белого, до густо синего, нереальная чистота, как там, над землями Культы. И снежные холмы облаков внизу, под крыльями. Жаркие лучи солнца сушат чёрное оперение, а холодный воздух обжигает лёгкие и глаза. Я захлёбываюсь, я едва могу дышать, я кричу…

Сокола я заметил слишком поздно, после того, как он заметил меня. Серый силуэт в сером небе. Он уже падал на меня, сложив крылья и подобрав когтистые лапы. Я был обречён. Сокол быстрее меня, сильнее меня, его когти и клюв предназначены для убийства, а не для того, чтобы кромсать падаль. Он гораздо выше меня, и любой мой манёвр не даст результатов - я буду отчаянно бить крыльями, а он лишь слегка поведёт хвостом.

Я сам удивился, когда заметил, что земля приближается. Разум ворона среагировал без моего согласия, хотя я и не стал бы возражать. Всё, что могло уцепиться за воздух и тормозить падение было прижато к телу, ветер заставлял жмуриться. Мне казалось, что быстрее падать просто невозможно, но сокол настигал. Он был для этого создан.

Я уже почти чувствовал, как хищные когти ломают мои рёбра, как рвётся кожа и мышцы, когда внезапный порыв ветра дал мне шанс. И снова Вестник Смерти, под чьим оперением Альда укрыла мою душу, всё сделал сам. Крылья метнулись в стороны, и я взлетел вверх. Сокол пронёсся мимо, выбив из моего хвоста пару перьев.

Злобный, яростный свист донёсся снизу. Сокол пообещал мне месть. Я ответил на вызов.

И всё равно мне от него не уйти, он доберётся до меня раньше, чем невидимое солнце скроется за невидимым горизонтом. Сейчас он расправит крылья, зачерпнёт ими тот поток что спас меня и поднимется для новой попытки. Он меня не отпустит.

Острое птичье зрение различило полуразвалившееся строение среди заледеневших деревьев густого леса. Давно покинутый дом, с дырой в крыше, не вынесшей тяжести снега. Неужели я перешёл под покровительство Тал?

Я решил использовать своё преимущество по высоте, пока оно у меня ещё было. Я снова бросил себя вниз, словно один из валунов “каменного дождя”. Крылья расправил только над самой крышей и влетел на тёмный чердак. Уселся на одной из балок и стал ждать.

Но сокола я больше не увидел. В сугроб под прорехой упал обнажённый человек. Он поднялся на ноги, отбросил назад грязные, спутанные волосы, стёр снег с лица и бороды.

Сначала я не мог понять откуда он взялся, ведь на крыше никого не было видно. Но потом, когда рассмотрел профиль сокола, татуированный на левой стороне груди, всё прояснилось.

- Гром! - позвал варвар своего отца.

Прямо в присыпанный снегом пол чердака ударила молния и осталась стоять меняя очертания и бросая на доски тени, острые как осколки стекла. Варвар заметил меня в ярком белом свете и криво ухмыльнулся. Он провёл рукой сквозь ствол молнии, и она осталась в его ладони Мечом Клана.

Всё напрасно, он не отступит. Он думает, что я обыкновенная птица, как я думал о нём. Он ощиплет меня и зажарит на вертеле. Я в западне. Я не успею вылететь обратно - он дотянется до меня мечём. Я даже не смогу сказать ему, что я человек…

Хотя, почему? Однажды я встретил бродягу с вороном на плече. Ворон умел говорить, и этим зарабатывал своему хозяину на пропитание. Значит и я могу заговорить. Должен, если хочу остаться в живых… хм… среди живых.

- Кар-ра. Вар-ра, - непросто справиться с чужим горлом. - Вар-вар-р, - Наконец получилось.

Он остановился, хмыкнул и пошёл дальше.

- Вар-вар, зр… стр… стой!

- Ты говоришь? - бледная тень удивления, в голосе полном безразличия. Очень странно.

- Кра! Да!

- Говорящий ужин… - опять вяло, совсем без эмоций.

- Рья… Я не ворон, я тчеловек!

- И что?

- Не убиврай меня.

- Почему? - хороший вопрос…

- Маё имя Хар-рп. Ты ддолжен жнать.

- А-а-а, - протянул варвар. - Да, знаю… Ну и что? Мне всё равно… А может ты врёшь…

И тут я увидел его глаза. Серые до черноты, холодные, колючие, без единой эмоции, без желаний, без надежд. Только бездонная тоска и безразличие. И смерть в мутной глубине зрачков. “Чёрная печаль”…

- Падажди до закрата, и я смагу тебе помочь.

- Зачем? Я не хочу… Я лучше отрежу тебе голову и попью тёплой крови…

[Продолжение следует...]