Spirit of war - Остановка...

Осень сделала всю улицу зеркалом для лунного света. Ему казалось, что луна восходит из-за морского горизонта, купается в тяжёлых тёмных волнах, распугивает чаек и заманивает влюблённых. А луна всходила из-за бетонного берега асфальтового моря. Разглаженная дождём и разбитая вдребезги колёсами машин, дорога обжигала Его лицо каплями брызг и высекала на ткани сетчатки изображение ночного светила. Искра Его жизни таяла в масляной плёнке большого горда.

"Сердцу не прикажешь" - говорил Его лучший друг, когда Он хватался за левую сторону груди на уроках физкультуры. И "серьёзный разговор" с отцом не давал ничего, кроме похода родителей в школу. Знакомые и родственники говорили: "Мой троюродный дядя прожил 80 лет с пороком сердца - и ничего". И Он почти верил в эти рассказы. Нетрадиционная медицина требовала для излечения веру и упорство, чего у Него не было никогда.

Сердце и лёгкие не могли ужиться вместе, они мешали друг другу. Когда Он делал вдох, весь мир тонул в скрежете сердечных клапанов и шуршании эритроцитов в капиллярах, луна наливалась кровью, а слёзы текли из глаз. Два желудочка и два предсердия стучали барабанными палочками по Его мозгу. Он слышал, как пересыпается песок в часах Его жизни.

Он знал, что если позовёт на помощь, то умрёт сразу же - ослабевшее сердце, сжатое мешками лёгких, не сможет качать кровь. Он представил, что держит своё сердце в руке, что пальцы лежат на скользкой живой ткани, а не на холодных стеблях травы. Он начал сжимать ладонь, доверил самую ответственную работу своей руке. И, как ни странно, это помогло.

Он протянул руку к ближайшему человеку и захрипел что-то о том, что Ему плохо. Женщина, стоявшая рядом, брезгливо поморщилась и отвернулась, бормоча себе под нос: "Развелось дармоедов, прости господи...". Другая "мать семейства" поддержала слова первой и принялась обсуждать с ней причины бедственного экономического положения государства и того, "отчего мужики спиваются". Женщины успокаивали свои нервы и свою совесть пустой болтовнёй. Так легче.

Сверкая огнями, как колесница бога солнца, подкатил к остановке троллейбус. Из-под колеса не Него налетела волна вонючей жижи. Крошечное озеро образовалось в левом ухе, и Ему пришлось повернуть голову, чтобы избавиться от воды. Он чуть не потерял сознание.

С шипением разошлись двери, остановка с троллейбусом обменялись неполным десятком заложников повседневности. У каждого в этом салоне была своя жизнь, своя судьба и своя цель. У одних Он мог теперь разглядеть на душе размашистую надпись "Добро пожаловать", а у других - табличку с облупившейся краской: "Руками не трогать!". Раньше у Него дух захватывало от почти космических масштабов индивидуальности. Почти четыре миллиарда людей, и каждый - единственный. Он был уверен, что люди умны и добры, что, в конце концов, благо общее победит благо личное. Он когда-то верил в рай на Земле, потом - в демократическое государство, потом - в достойную старость... Теперь Он ни во что не верил. Последние полчаса перечеркнули все Его убеждения.

Его подруга, когда месяц назад уходила, то назвала Его бессердечным. Отчасти это было правдой. Ей сердце казалось сосудом для души, мишенью для стрел Амура и прочей романтической дребеденью. А Он на собственном опыте убедился, что это всего лишь кучка мышц, которая не переставая, днём и ночью, гонит по сосудам кровь. И, почему-то, именно у Него она работала неправильно.

Под промокшими досками скамейки сидела бабочка. Водопады капель лились сквозь щели, ветер цеплялся за тонкие крылья. Она умирала. Мужчина, что лежал под столбом рядом, мог показаться пьяным, разминающим затёкшую кисть правой руки. Но это было не так. Он тоже умирал. Всё просто и естественно, как тысячелетия назад...

Никто не заметил, как Он перестал дышать. Все стояли к Нему спиной. Всем было всё равно, даже тем не похмелившимся санитарам, что грузили Его тело в машину...