Сейчас уже мало кто помнит то время, когда Егерь ходил в ЗОНУ. Немногие сталкеры живут так долго, а те, что всё-таки доживают, не любят распускать языки.

Судьба его была вполне обычной для сталкера. Отслужив в армейской разведке, он вернулся домой, но судьба на гражданке не сложилась, и Егерь решил попытать счастья в ЗОНЕ. Ни в одно охранное агентство его тогда не взяли - к ним и так очередь стояла из бывших спецназовцев, а идти вышибалой на дискотеку не позволила гордость. И Егерь отправился туда, где была опасность и были шансы.

Он всего полгода ходил по ЗОНЕ и был ещё никем перед "стариками" - людьми жившими ЗОНОЙ с её первого дня. Но у Егеря имелись все качества, чтобы стать с ними вровень. Только ему не повезло. Этот случай сломал его, превратил в то, чем он стал теперь.

В ЗОНУ по одиночке ходят либо самоуверенные новички, которых она быстро лечит от глупости, либо матёрые профессионалы. Егерь не был ни тем, ни другим, и поэтому работал в паре. Сам он прекрасно знал лес, за что, кстати, и получил прозвище, а вот его приятель - Рудой - чувствовал себя как дома в бетонных дебрях брошенных городов. Рудым его звали оттого, что когда-то он был рыжим. Правда от его шевелюры вскоре остались одни только брови, которые почему-то пощадила лучевая болезнь. Впрочем, брови тоже были рыжими.

Но теперь Егерь остался один. Смерть Рудого была глупой, как и любая смерть. Проржавевший настил того полуразрушенного завода просто не выдержал его веса. И Рудой сломал себе шею.

Егерю пришлось заняться похоронами, чтобы вечно голодные крысы не добрались до тела. Он уложил Рудого в металлическую бочку и закупорил крышкой, а потом сбросил её в какой-то бетонный колодец, заполненный дождевой водой. Егерь долго стоял там, глядя как бочка медленно набирает воду и погружается всё глубже. А когда ржавый гроб Рудого пошёл ко дну, оставив на поверхности радужную плёнку мазута, Егерь поспешил убраться из этого проклятого, давно погибшего города.

Ещё одним "двухсотым" на его веку стало больше.

К посёлку он вышел как-то вдруг. И это было очень странно. Егерь не заметил ни единого признака близости человеческого жилья, ни заросших дорог, ни следов работы топора, ни хоть какого мусора. Обычно за Егерем такой невнимательности не водилось. Оправдывала его только подавленность из-за смерти Рудого.

Деревня показалась ему необычной с первого взгляда. Огороды не поросли густым сорняком, заборы хоть и покосились, но не легли на землю, и главное - окна в домах не были заколочены. По всему выходило, что деревня эта не совсем брошенная. Но Егерь не хотел до конца верить в то, что видел. Пока не услышал мычание коровы.

Здесь и, правда, жили люди.

Вероятность того, что в ЗОНЕ есть постоянное население, практически равнялась нулю. И дело здесь было вовсе не в опасных тварях, радиации и влиянии самой ЗОНЫ. Правительство дважды прошлось по ЗОНЕ частым гребнем эвакуации, выселяя людей и отсылая подальше от эпицентра. От первой волны эвакуации, в восемьдесят шестом, ещё можно было уберечься, проигнорировать. Но когда "зона радиоактивного заражения" превратилась в теперешнюю ЗОНУ, никто желания не спрашивал. Людей сажали в грузовики и под конвоем вывозили на расстояние минимум тридцати километров от границ ЗОНЫ. По документам, которые не раз печатались в газетах и зачитывались с экрана, обитаемых населённых пунктов в ЗОНЕ не осталось.

Но теперь Егерь видел, чего стоят все эти документы.

Егерь постоял пару минут, приводя в порядок мысли, а потом зашагал к домам. Делать ему всё равно было нечего.

- Як жывем? А чорт яго знае! Жывем и всё, - дед Паша говорил на смеси трёх братских славянских языков, что было совсем неудивительно здесь, на перекрёстке границ.

- Нам бы век свой дажыць спакойна. А што радиация? Дэ вона, тая радиация? Покаж пальцем, - деду Паше шёл уже девятый десяток, и говорил он негромко, со скрипом и каким-то стрекотанием, как кукушка в давно нечищеных часах.

- Ну ладно с радиацией, а как же все эти твари, мутанты?

- Нечисть? Так вона нас не трогае. Тут за околицей земля гиблая, даже злыдни не пройдут.

Егерь видел эту самую землю. Действительно прямо за заборами лежала полоса "комариной плеши" шириной метра в два. Причудливо изломанные ветви кустов, чахлая трава и обломки костей обозначали зону гравитационной аномалии. Вектор силы тяжести в этой двухметровой полосе менял свою длину и направление десятки раз. Так что всё живое размером больше муравья, оказавшись здесь, неминуемо было бы раздавлено, разорвано, вывернуто наизнанку.

Егерь бросил камень. Тот, пролетел по ломаной и ударился о его ботинок.

"Комариная плешь" окружала деревню как ров окружает замок, только она была куда надёжнее любого рва. Единственный проход располагался у прорехи в заборе. Через него как раз гнал с поля коров один из местных самосёлов.

- А почему вас не выселили?

- Погоди, счас люлечку набью и расскажу.

Дед Паша достал из кармана своей потёртой болоневой куртки самодельную угловатую трубку, взял щепотку табака из жестяной коробочки от обувного крема. Всыпал табак в трубку, утрамбовал, вежливо предложил Егерю. Егерь прикинул, сколько микрорентген в час выдаёт этот табачок, и покачал головой. Дед Паша зажёг спичку и раскурил люльку, запыхтел как паровоз. Начал рассказывать.

Они знали, что их собираются выселять, их предупредили. И они - несколько стариков, которым терять было нечего - ушли в лес, на заброшенную ещё после первой аварии пасеку. Они взяли с собой скотину и еду, чтобы отсидеться в тесном обветшалом домике неделю. А потом старики вернулись в родную деревню и стали жить как раньше, несмотря на то, что творилось по ту сторону их заборов.

- Тут у нас всё есть. Агароды - картопля, гарбузы, памидоры, часнок. Худоба - козы, каровы.

- Двухголовые.

- А, это наш бычок - Арол. Двухгаловы арол.

- И как ему живётся с двумя головами?

- Нармальна. Думали памрэ, а ён хоть бы што, жывы... Только ест за дваих, - старик сухо и дымно засмеялся. - Ну да ладно, хватит тут рассиживацца, пора ужо и спать. Пойду скажу бабе каб стелила табе. Будешь гостем моим.

Егерь проснулся посреди ночи оттого, что всё его тело страшно зудело, как будто кто-то вывалял его в крапиве. Он открыл глаза, откинул одеяло и закричал. По нему ползали десятки, сотни насекомых. Они ярко светились в темноте, но не жёлто-зелёным как светлячки, а красным, кроваво-красным, аварийно-красным. Егерь смотрел на облепившие его копошащиеся огоньки и кричал. На большее он был сейчас неспособен.

Егерь проснулся в поту, открыл глаза, откинул одеяло. Облегчённо выдохнул.

Он сел на скрипящей пружинами постели, взглянул на мокрую простыню и заметил в свете луны ползущего по ней клопа. Толстого, только что напившегося крови, клопа. Егерь хмыкнул, смахнул клопа на пол и раздавил босой пяткой.

И тут мурашки пробежали у Егеря по коже. Откуда мог взяться лунный свет, когда единственное окно этой комнаты выходит на север? Егерь прекрасно помнил, как перед сном любовался через это окно Малой Медведицей. А теперь на него смотрела полная луна.

Егерю захотелось проснуться ещё раз. Не получилось.

И он понял, что пора отсюда уходить, как можно быстрее и как можно тише. ЗОНА, конечно, место странное, но чтобы дома поворачивались, как та избушка Бабы-Яги... Это уже слишком.

Егерь бесшумно оделся, поднял с пола рюкзак и автомат. Подошёл к двери.

Двери не было...

Стену между старым массивным шкафом и вешалкой с какими-то тулупами покрывали обшарпанные обои в цветочек. А ведь ежё вчера там была дверь. Егерь вдруг представил, как дед Паша снимает дверь с петель, закладывает проём кирпичом, штукатурит, клеит обои, а потом вылезает в окно. И всё это пока он сам безмятежно спит рядом. Картина выходила мало похожей на правду.

Егерь провёл ладонью по обоям, постучал. Стена, обыкновенная кирпичная стена.

- Мы пойдём другим путём, - прошептал самому себе Егерь и подошёл к окну.

Ручек не было. Не было никаких щелей в оконной раме, она как будто вырастала прямо из стен. Ни малейшего зазора, ни малейшего сквознячка. Монолит.

Егерь отступил на шаг, потянулся к табуретке и... не смог её поднять. Он рванул раз, другой, но так и не оторвал её от пола. Егерь нагнулся и увидел, что ножки табурета приросли к доскам пола, пустили корни, как какие-нибудь саженцы.

Ему очень не хотелось паниковать, он знал, что паника не приведёт ни к чему хорошему. Но контролировать себя не мог.

Егерь скинул с плеча автомат, щёлкнул предохранителем и дал очередь по окну. А потом, заглушая криком звон стекла и ещё не утихшее эхо выстрелов, разбежался и прыгнул в зазубренный осколками проём...

Егерь проснулся и сразу понял, что с пробуждениями на сегодня покончено. А вот насчёт кошмаров он сомневался.

Луна светила в окно, но дверь осталась на месте, а это было главное. Егерь решил не терять времени на попытки хоть что-то понять - он откинул одеяло и принялся за сборы. Спустя две минуты он был готов. Он открыл дверь и направился к выходу. Пол слегка поскрипывал, но Егерь не думал, что это может кого-нибудь разбудить. Он вышел на крыльцо, спустился по ступенькам и услышал за спиной:

- Не ходи за околицу, - голос деда Паши, громкий, отчётливый, без намёка на акцент.

Егерь обернулся. Дед Паша сидел на лавке и набивал трубку. Неторопливо, основательно. Слышно было как похрустывают и шуршат табачные листья.

- Не ходи за околицу, - повторил старик, - можешь не вернуться.

Егерь с удивлением понял, что боится этого старика, но все же ответил довольно резко:

- А я и не хочу сюда возвращаться.

- Ты можешь не вернуться вообще никуда, - уточнил дед Паша. - Оставайся лучше здесь.

- Что, насовсем?

- А хоть бы и насовсем. Тебя что-то держит там, снаружи?

Егерю захотелось бежать, бросить рюкзак, автомат и бежать, просто бежать. Как можно дальше отсюда, куда глаза глядят. Этот голос, тихий, спокойный, содержал в себе больше угрозы, чем направленное в лоб дуло пистолета.

А ещё этот внезапно пропавший акцент, как будто и не было его никогда. И голос, совсем уже не старческий, уверенный, сильный. И взгляд, без подслеповатого прищура, пристальный, холодный. Егерь вдруг понял, что весь тот вчерашний разговор - просто спектакль, разыгранный перед ним жителями этой деревеньки. Но зачем? Для того чтоб он не ушёл отсюда? Для того чтоб остался переночевать?

- Я хочу уйти, - сказал Егерь, и не узнал собственного голоса, ослабевшего, почти просящего.

- Попробуй, - улыбнулся старик. - Может быть, у тебя получится. Может быть, ты окажешься достаточно сильным...

Егерь оказался достаточно сильным, чтобы развернуться и зашагать прочь. Хотя сделать это было непросто, словно отвернуться от надёжного, безопасного тепла и уйти в ночной рейд. По неизвестной, кишащей врагом территории. Через минное поле. В одиночку.

Да ещё в мозгу засело это "может быть".

Вот то самое место - пролом в заборе, истоптанная копытами земля, даже свежая "коровья лепёшка". Только прохода на ту сторону нет. Сплошная полоса "комариной плеши". И пейзаж снаружи другой. Там, где вчера находился пологий лесистый холм, теперь мутно блестело болото. Вместо хвои и смолы, пахло камышом и стоячей водой.

Теперь Егерь понял, почему луна оказалась не там где надо. Они переместились. Вся деревня со всеми жителями и им самим, просто взяла и изменила своё положение в пространстве. Просто взяла и изменила. Конечно, такое объяснение казалось полнейшим бредом, но другого у него не было.

- Должен быть выход, - подбодрил себя Егерь. - Не может быть, чтоб выхода не было.

Он повернулся, чтобы пойти вдоль забора, и остолбенел. Перед ним стоял Рудой и по обыкновению поглаживал свою лысину. Целый и невредимый.

- Чего ты ёрзаешь, Егерь? Оставайся тут и всего делов. А то ведь кончишь как я, - сказал Рудой даже не поздоровавшись.

- Ты же умер, - медленно, побеждая ступор, проговорил Егерь.

- Ну да, умер. Поэтому, кстати, могу судить о таких вещах. Оставайся здесь с этими стариками, через годик-другой они тебе как родные станут, тебе ничего другого и не надо будет. Или лучше гнить в железной бочке на дне колодца, как я?

- Ты же умер...

- Ну что ты заладил: "умер", "умер"?! Если я мёртвый, то не могу с тобой парой слов перекинуться? Вообще уже никакого уважения к призракам! Я ведь тебе дело говорю, Егерь. Оставайся здесь, дед Паша тебя много чему интересному научит. ЗОНА, она ведь как живое существо, с ней договориться можно, ей управлять можно. А ты понимаешь, что такое управлять ЗОНОЙ?..

Егерь побежал.

Он уже много раз хотел это сделать, и вот, наконец, сорвался. Он бежал рядом с забором, как бежит вдоль ограды, попавший в загон мустанг. Он всё ещё мог держать себя в руках, он искал выход. А чьи-то холодные пальцы копались у него в голове, выискивая в пыльной картотеке прошлого самое неприятное, самое противное, самое страшное.

- Товарищ старший сержант, разрешите обратиться, - сказал тот паренёк, что умирал у него на руках. А Егерю пришлось зажимать бедняге рот, чтоб не подставить всю свою группу.

- Эй, блядёныш, иди-ка сюда, - заплетающийся голос отца поверх плача матери.

- Ведь тебя послали на войну, я думала ты не вернёшься, - почти искреннее сожаление его девушки. Бывшей.

- Куда это ты бежишь? От меня всё равно не уйдёшь, - смеющийся, издевающийся бугай Мишка из детдома.

И опять. И по кругу. Ещё. Снова...

Водоворот боли, ненависти и отчаянья.

Егерь кричал им, чтоб они убирались, посылал к чертям, просто матерился. Он стрелял в кого-то, махал кулаками, расталкивал плечами. Но они не отставали. Они смеялись, угрожали, убеждали остаться. А он кричал.

Он уже забыл где находится, он не помнил собственного имени, но он продолжал бежать. Весь его мозг превратился в кучу навоза, медленно поедаемую личинкой скарабея. С каждой минутой личинка проникала всё глубже, пожирала его личность, его память. С каждой минутой всё больше.

А Егерь бежал, хотя не понимал уже, зачем и куда. Он не мог сейчас связно мыслить, он не мог сейчас мыслить вообще. Его вёл инстинкт. А инстинкт гораздо надёжнее разума...

Некоторые сталкеры не верят в эту историю про блуждающий посёлок, она кажется им слишком невероятной даже для ЗОНЫ. Но "старики" только пожимают плечами, они давно поняли, что от ЗОНЫ можно ожидать всего что угодно. Даже невозможного. К тому же факты - вещь упрямая.

В ЗОНУ Егерь вошёл с юга, а вышел с севера. И нехитрые расчёты показывали - чтобы проделать такой путь ему нужно было идти как минимум по десять часов в день и довольно быстрым шагом. По лесам и болотам, постоянно опасаясь нападений и различных аномалий. Стоило ли так напрягаться ради этой неправдоподобной истории?

Несколько групп сталкеров объединились и отправились в то место, что указал Егерь. Но они не нашли там ничего, кроме огромной площади "комариной плеши", прямоугольной в плане, да ещё несколько высохших "коровьих лепёшек"...

Когда Егеря нашли, он не мог говорить - только заикался. С собой у него не было ни оружия, ни рюкзака, вся одежда изодрана и в грязи. Если его спрашивали, что с ним произошло, Егеря начинала бить крупная дрожь, а из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки.

Всю эту историю он смог поведать только под гипнозом. Ведьмак - большой специалист по телепатии и человеческим мозгам - сказал, что кто-то здорово покопался у него в голове, и сделал это довольно грубо. Егерю ещё повезло, что он идиотом не стал. Хотя и нормальным его теперь никто не назвал бы.

С Егерем произошла странная метаморфоза - он не может теперь жить без ЗОНЫ, он стал от неё зависим. Она одновременно тянет его и отталкивает, он не может в неё зайти, но не может и уехать. Так и живёт теперь Егерь в одиноком домике на самой границе ЗОНЫ.

А по ночам он не спит. Он лежит, глядя в потолок, и ничего кругом не замечает. Ему кажется, что его зовёт тот старик. Дед Паша сидит на лавке у солнечной стороны дома и неторопливо набивает трубку крепким самосадом.