Вот и вершина холма.

Порыв ветра сорвал с головы капюшон, обнажив белую кость черепа. Яркий солнечный свет залил пустые глазницы, в глубине которых клубились два крошечных облачка тьмы.

Если бы я мог прищуриться, я бы это сделал: "зрение духа" совсем не то что обычное, но солнце мешает не меньше. Водворив капюшон на место, я наклонил голову ниже, противясь усилившемуся ветру, и зашагал быстрее, хотя спешить мне было уже некуда.

У столба на пересечении дорог я остановился. Много раз проходил я мимо него, когда на моих костях ещё была плоть, несколько раз я даже приносил жертвы Рашту - богу всех путешественников и бродяг - на этом плоском камне у основания столба. Я поднял руку и прикоснулся к резному изображению бога. Пришлось создать "осязание духа", чтобы ощутить рельефную, горячую от полуденного солнца поверхность дерева. Посеревшие от грязи кости ощупывали фигурку старца, опёршегося на посох и держащего в вытянутой руке свою суму, готового поделиться её содержимым с любым встречным. Хрящи истлели не полностью, и кое-где между фалангами обнажались блестящие остатки умерших тканей.

Плохо быть мёртвым.

Мои спутники послушно ждали, поставив носилки с грузом на землю. Мертвецы терпеливы, не особо разговорчивы, но безмерно тупы, они могут делать лишь то, чему научил их хозяин, если конечно это не спонтанная нежить. Девятнадцать лет меня учили вить узоры из нитей духа - создавать подобие души, и я был одним из лучших в этом деле.

По здоровенному тэгу-зомби ползало десятка полтора мух, и ещё столько же роилось над ним. Он ходит, выполняет мои приказы, сражается с врагом, а в его гниющем теле буравят ходы мушиные личинки, поедают разлагающиеся мышцы и органы, окукливаются и вылупляются, порождая новое поколение мух-трупоедов каждые двое суток. Выходит, что уже для трёх поколений этих милых насекомых мой мёртвый приятель стал родиной.

Кроме зомби в моей свите присутствовали три скелета: два человеческих и один тэга. Все возрастом от 80 до 150 лет, для скелетов оптимальный возраст. Они выглядели приятнее и гигиеничнее, чем их гниющий собрат, однако были слабее физически - даже истлевшие мышцы дают преимущество.

Но нужно было продолжать путь. И я двинулся в направлении указанном на столбе как: "Дорога на Антар, столицу нашего славного государства". Группа нежити поплелась следом. От них я отличался лишь тем, что нити жизни всё ещё скрепляли мою многострадальную душу с духом.

Вот уже третий день я иду по этой некогда оживлённой дороге, но не встретил ни одного путника, ни одной повозки, только ветер и пыль. Что-то действительно странное и страшное творится в стране, раз могло произойти то, что произошло со мной и моим Орденом.

Воспоминания обожгли разум. Невыносимая боль и страдание, бессильная злоба и ненависть...

Ордена Обсидиановой Звезды больше нет. Я единственный кто остался в живых. Ха!.."в живых", что за глупое выражение... Скорее наоборот. Но всё равно я существую, и пока я способен носить по земле свои кости, убийцам моих братьев грозит то, в сравнении с чем даже смерть покажется желанной.

Наверное я позволил себе слишком углубиться в мысли, потому что не заметил как они появились.

Вероятно патруль, шестеро тэгов настроенных очень враждебно: два лучника, три мечника и шаман. Причём шаман владеет магией стихий, весьма необычная специализация для тэга.

Мечники, обнажив клинки с боевым кличем уже неслись к нам, и мои спутники тоже взялись за оружие. Шаман открыл два огненных канала и один воздушный - значит магия будет огненной. В ответ я открываю два канала воды и один воздуха, но мой оппонент этого не замечает, он слишком занят свиванием клубка из огненных нитей. Я уже понял его замысел и начинаю просто заполнять пространство между воздушными перегородками водой. Наконец огоньки каналов погасли, и тэг принялся оборачивать сияющий шар в воздушную оболочку. А когда он бросил в меня "огненный шар", я отправил ему навстречу "волну". Простую волну, которой можно сбить с ног несколько человек, а можно погасить не очень мощную магию пламени.

Огонь соединился с водой. Раздался хлопок, и столб густого белого пара ушёл в безоблачное небо. Конец первого раунда.

Я мельком взглянул на бой. Один человеческий скелет с перерубленным позвоночником лежал серой грудой костей, а рядом рубился, потеряв левое предплечье тэгский скелет. Другой скелет человека был невредим, а зомби весь утыканный стрелами, на моих глазах рубанул по покрытой зеленоватой чешуёй груди опрометчиво открывшегося противника. Выронив меч и зажав руками смертельную рану, воин рухнул на землю. Значит справятся.

Увидев, что я ввёл в замешательство их командира, лучники разом выстрелили в меня. Но когда один из мечников пал, они снова переключились на зомби. Одна стрела воткнулась у моих ног, а вторая вошла в грудь, пробив мою скромную рясу и чиркнув наконечником о рёбра примерно там где было правое лёгкое.

Хорошо быть мёртвым.

Маг, тем временем, оправился от удивления, и решил помочь своим терпящим поражение товарищам. Бело-голубые и бледно-зеленоватые прерывистые нити заструились по его посоху, беря начало в одном из инкрустированных в него драгоценных камней. Хотел он исцелить или благословить, меня это не интересовало. Представление затянулось. Я воззвал к своей невесте:

- Культа, богиня смерти, моя невеста, покровительница Ордена Обсидиановой Звезды, услышь меня! Приди ко мне на помощь! Заключи в свои ледяные объятия нашего общего недруга, и пусть он умрёт! Поработи его душу, и пусть она вечно служит тебе в ледяном дворце! Оставь лишь его тело, покрытое инеем, для того чтобы оно служило мне! И пусть все мои враги станут твоими врагами! И пусть их души принадлежат тебе!

За спиной шамана воздух задрожал, но задрожал он не от жара, а от холода. Из ниоткуда появились две огромные серые руки и раскрылись в приветливых объятиях. Тэг почувствовал сзади сгусток смертельного холода и понял, что жизнь ему больше не принадлежит. Он обернулся. Объятия закрылись.

Длинные костлявые пальцы легко прошли сквозь плоть не оставляя на ней следов, но безжалостно обрывая нити жизни и унося с собой несчастную душу. Тело мгновенно покрылось изморозью и упало в дорожную пыль.

Я не видел лица шамана, но знал что на нём застыло выражение ужаса: рот раскрылся, а широко открытые глаза остекленели и покрылись кристалликами льда. Примерно то-же выражение появилось и на лицах лучников, когда они почувствовали холодный, заставляющий бежать даже храбрых воинов, ветер. И они побежали. Мечники же сделать этого не смогли, так как их души, подобно шаману, уже покинули тела.

Тэги бежали, бросив луки и не оглядываясь, за дезертирство их ждала смерть, но всё равно свидетелей я упускать не собирался...

Идти в столицу бессмысленно, видимо вся власть в руках тэгов. Единственный выход - покинуть Меритар, благо до границы с королевством Готтинг рукой подать. Государство, живущее торговлей, но почему-то не любящее тэгов, довольно странное сочетание, впрочем, сейчас мне это и нужно.

Я свернул с дороги и двинулся строго на запад по засеянному полю. Впереди шла, приминая доходящие до пояса спелые колосья злака, обновлённая свита. Четыре свежих зомби. Чуть южнее небо разрезал столб серого дыма - горит один из хуторов. В этом году некому будет собирать урожай.

- Нет! Нет! Прошу не убивайте! Пощадите меня! - мелкие капли моросящего всю ночь дождя падали на искажённое страданием лицо человека, смешивались со слезами и потом, стекали тоненькими струйками.

- У меня семья: жена - красавица, трое детей, совсем малыши... - человек посмотрел мне в глаза, в надежде найти в них хоть тень сострадания, но конечно же её там не было.

Надежда сгорела как сухой осенний лист, также быстро и также безвозвратно. Он пополз по грязи в вялой попытке убежать, забиться в какой-нибудь угол. Взгляд перескакивал с моих глаз на меч в руке, и обратно. Он боялся, очень боялся. Страх - недостойное воина чувство, и тем более не пристало воину молить о пощаде.

Клинок вошёл прямо в сердце, крошечные алые фонтанчики лизнули сталь вдоль кровостоков. Офицер забился в агонии. Он не успел даже надеть кольчугу, слишком неожиданным оказалось наше нападение.

Мы начали под утро, когда над землёй встал густой туман, а сон часовых был крепок. Ничто не помешало опытным солдатам бесшумно взобраться на стену и перерезать глотки страже. Тревога поднялась только после того, как часть отряда ворвалась в казарму и начала убивать сонных солдат. Я был с ними. Некоторые люди не понимали что происходит и умирали не до конца проснувшись, другие хватались за оружие и оборонялись, но чаще всего - просто бежали в страхе.

Всё шло хорошо, пока не появились мертвецы. Они бились без страха и усталости, совсем не как их господа. Наверное они были лучше обычных воинов. Но ведь они мертвы! Трупы должны лежать в земле, а не расхаживать среди живых! И их создатели, некроманты, не должны существовать рядом с нами. Они осквернили светлый дар Имаке - жизнь. Если они так любят смерть, так пусть испытают её сами! В этом я полностью поддерживаю командование. Да и как солдат может не соглашаться с приказами?

Отряд понёс ощутимые потери, из трёх десятков воинов под моим началом осталось не больше половины. Но это не важно, главное что поставленная задача выполнена, а значит, меня и моих солдат ждёт поощрение.

Звуки тонули в белой влажной пелене, словно в трясине. На мгновение показывались и опять скрывались в холодной мутной воде. Где-то совсем радом слышались стоны умирающего, едва различимые в шуме дождя; резкий перезвон стали доносился из окрестностей конюшни - кто-то ещё сопротивлялся; приглушённые крики птицы, явно падальщика, лились сверху журчащим горным ручьём. Весь воздух был наполнен тихими звуками, они гармонично переплетались, перетекали друг в друга, сливались в странный и немного пугающий шёпот холодного утра.

Низкий голос Заба прервал моё созерцание:

- Красный командир, мы взломали их кладовую, - Заб имел чин жёлтого командира, он был гораздо старше и опытнее меня, но низкое происхождение и отсутствие образования не давали ему подняться выше.

- Кто-нибудь заходил внутрь?

- Нет. Я подумал, что вы бы хотели быть первым, - конечно, он слишком хорошо был знаком с честолюбием молодых заносчивых дворян (таких как я), чтобы позволить себе ошибку.

- Хорошо, сейчас иду. А ты добей раненых, незачем им мучиться.

Я не пошёл прямиком к складу, а для начала направился к конюшне. Источником оружейного лязга оказалась драка. Один из зелёных командиров бился с человеком. Человек успел одеть всю полагающуюся ему форму: сапоги, стальную кольчугу, закрывающий пол лица шлем и лёгкий плащ. Наверное штурм застал его в этом сарае, и у него было достаточно времени на сборы. Он прятался здесь пока не стих бой, надеялся незамеченным уйти из крепости. Но прятался он не один, с ним была женщина. Они провели здесь ночь. О боги, это вопиющее нарушение режима! За такой проступок в наших гарнизонах солдат может лишится детородных органов. Нет, республиканское правление не может добиться настоящей дисциплины, народ не может быть к себе строг. Государство не должно жить только заботами граждан, а наоборот граждане должны чтить и преданно защищать свою страну.

- "Зелёный", что здесь происходит?

Парень вздрогнул от неожиданности и страха - меня он боялся куда больше чем своего противника. Он увернулся от очередной атаки и отпрыгнул как можно дальше от человека, давая себе возможность поговорить.

- Господин красный командир, этот человек прятался здесь и пытался сбежать, и я...

- И ты решил воспользоваться возможностью и попрактиковаться в фехтовании.

Враг не пытался атаковать, он знал что не сможет выстоять против нас двоих и даже против меня одного.

- Но господин...

- Никаких "но"! Что предписывает устав в подобных случаях?

- "Если солдат не может справится с противником в одиночку, он должен позвать на помощь своих товарищей", - он процитировал один из пунктов устава с низко опущенной головой, всем своим видом выражая раскаянье.

Да, похоже, было ошибкой давать ему зелёную командирскую повязку. Сейчас, насквозь промокнув, она казалась тряпкой повязанной на плечо солдата. Впрочем, моя выглядела не лучше: алый цвет превратился в тёмно-багровый, как будто под ней была кровоточащая рана.

"Зелёный" стоял, скребя взглядом землю, опустив оружие, и предоставив свой незащищённый бок в распоряжение противника. Человек мог бы запросто распороть ему брюхо, избавив меня от необходимости терпеть такого никчёмного солдата. Но он этого не сделал - он бросился бежать.

Действительно, нет предела человеческой трусости.

Я метнул свой меч в спину убегающего. Тяжёлый клинок воткнулся под левой лопаткой, пробив тело насквозь и бросив на землю несколько сломанных звеньев кольчуги. Человек упал в грязь, брызнул в стороны коричневой жижей. Женщина, сидевшая у бревенчатой стены, закрыла лицо руками.

- Снимай повязку, ты разжалован, - я вытащил меч из трупа, вытер о его плащ.

Солдат послушно стянул отрезок грязно-зелёной материи со своей руки и протянул мне. Я взял повязку, разрезал о лезвие меча и бросил в ближайшую лужу. Это означало, что от меня он никогда уже не получит повышения.

- Выведи женщину за ворота и отпусти.

- Но, господин, она всё видела.

- Неважно, операция закончена и нам некого боятся. Выполняй приказ.

С местным населением нам совсем не нужно ссорится. Приказ предписывает занять эту заставу и выполнять обычные пограничные функции до дальнейших распоряжений. При враждебном отношении ближайших поселений это будет непросто сделать.

Неудавшийся командир поднял женщину с земли и поволок к выходу. Та не сопротивлялась, и только беззвучно плакала на пару с непрекращающимся дождём.

Теперь пора подумать и о добыче. Интересно, что может находится в кладовой крупного пограничного поста на границе с богатым торговым государством? Ведь Готтинг - государство богатое, и промышляет оно не только морской и сухопутной торговлей, но и пиратством, значит немало конфискованных товаров должно быть здесь.

Я уже мог различить силуэты воинов, стоявших у дверей склада, когда прокатился над внутренним двором этот грохот. Грохот, пробившийся через стену густого тумана, был звуком закрывающихся крепостных ворот. Он возвестил о том, что не всё оказалось так гладко как я думал совсем недавно.

Сталь снова свободна от ножен, и снова я готов встретить неприятеля лицом к лицу.

Кто-то, громко хлюпая по грязи, бежал в моём направлении, будто для его зрения белый влажный покров не был помехой. Я приготовился к самому худшему, и не зря. Человека вынырнувшего из тумана я увидеть никак не ожидал. Это был офицер, командовавший этим гарнизоном, которого я убил не более получаса назад. Тёмное пятно на его сорочке занимало всю грудь, глаза были похожи на две чёрные жемчужины, а в руках был меч, слишком длинный и широкий для него, это был меч Заба...

Мощный удар сверху я без труда парировал, ушёл в сторону и ответил низки боковым. Но зомби вовремя отскочил назад, перегруппировался и снова атаковал. Боковые удары сыпались градом, не давая опомнится, их всех я блокировал, не пытаясь увернуться, но пришло время и для этого. Я нырнул под руку противника и полоснул лезвием по животу. Никакого эффекта рана не произвела, вывалившиеся и свисающие почти до колен кишки нисколько не мешали мертвецу драться. Через некоторое время мне ещё раз удалось обойти его защиту, провести вертикальный удар по груди. Обломки рёбер показались из-под разорванной ткани, густую кровь разбавили капли дождя. Грудная клетка неестественно изогнулась, правое плечо немного завалилось назад, и махать мечом стало труднее. Исход поединка был предрешён. Легко отбив очередной удар я пнул офицера в живот, выдавливая на свет ещё немного внутренностей. Зомби отлетел назад на пару шагов и, прежде чем успел обрести равновесие, лишился головы.

Я боевой командир, и должен быть в первых рядах сражающихся. Не нужно оканчивать академий, чтобы понять, где сейчас передовая. Звон стали и крики умирающих неслись со стороны ворот, значит я должен быть там.

Даже в свалке битвы не составляло труда определить лидера нападавших - фигуру с ног до головы закутанную в чёрный балахон. Мокрая одежда висела на нём, как на пугале, обтягивая и выделяя каждую кость. Он тоже был мёртв, мёртв как и все его подчинённые. Мёртвые не должны уводить за собой живых, не должны сеять на земле семена смерти и страха. Боги создали законы не для того чтобы их нарушали.

Я побежал. Мне было плевать на ту магию, что он может на меня обрушить. Я воин, и я бьюсь для того чтобы победить...

Тэг бежал прямо на меня, оскалив клыки и занеся меч для удара. Он был молод - не больше 20-23 лет, судя по ещё зелёной грудной броне. Однако на его чешуйчатом плече уже красовалась красная командирская повязка. Роль главного в этом отряде больше подошла бы тому пожилому воину, что носил звание жёлтого командира. В его тёмно-коричневой, почти чёрной груди медленно таяла "ледяная стрела".

Не обращая внимания на разгоревшуюся в крепости битву и не пытаясь помочь своим солдатам, главарь атаковал меня. Он знал на что идёт, одинокий беззащитный воин против мага...

Я открыл один канал воды и три воздуха. Достаточно заморозить холодным воздухом воду, залитую в воздушный сосуд, послать во врага при помощи ветра, и острая ледяная глыба без труда сможет пробить даже стальной доспех. Но всё произошло не так. Лёд разлетелся тысячью сверкающих в свете сумеречного солнца осколков на расстоянии вытянутой руки от тэга. То же случилось и с огненным шаром, взорвавшимся, и чётко обозначившим своим пламенем сферу ментальной защиты. Он не верил в магию, не боялся её и никогда не использовал, а ещё он был абсолютно уверен в своей победе. Всё это делало его неуязвимым для меня.

Красный командир бежал, ломая засохшую на огне глиняную корку, бывшую недавно жидкой грязью. На него не подействует ни одно заклинание или проклятие, его меч пробьёт любую магическую защиту, и даже моя невеста будет не в силах увести его душу в свой дворец.

Двое зомби встали на мою защиту. Их хватит ненадолго, но у меня будет шанс что-нибудь придумать.

Я призвал на помощь одну из первооснов мира - Тьму. Сейчас, в мёртвом теле, это удалось намного легче - я не чувствовал боли.

Мгновение ничего нельзя было увидеть, кроме абсолютно чёрной и поэтому невидимой, но осязаемой стены. Она окружала меня со всех сторон, пульсировала, подступала вплотную и снова отдалялась. Достаточно было протянуть руку, чтобы её коснуться. Я это сделал.

Я опять стоял на грязном дворе, огороженном серыми бревенчатыми стенами, вокруг кипел бой, командир уже прикончил одного из моих защитников, а за спинами тэгов размахивала огромным серпом фигура вдвое выше самого рослого из них.

Тьма дала мне возможность видеть то, чего не должны видеть смертные. Митрон, воинственный бог смерти тэгов, был здесь. Жнец душ собирал новый урожай рекрутов для своих тёмных легионов. Как только одному из воинов наносилась смертельная рана, серп, украшенный зубами жертв, встречался с его телом, обрубал нити жизни и вбирал в себя душу. Это выглядело красиво, как и должна выглядеть работа бога. Сам же мёртвый воин имел внешность классического зомби, та же гниющая плоть с глубокими следами от ран (его убил собственный брат, Гетор, бог войны), запёкшаяся кровь, местами отслоившаяся чешуя, разве что в глазах не было чёрных пятен "зрения духа".

Пусть боги занимаются своим делом, а смертные - своим.

Я метнул сгусток тьмы, связанный с моим разумом, в тэга. Я увидел его глазами, ощутил его азарт битвы, его ненависть, прочёл его прошлое. Он устал, очень устал. Две бессонных ночи, изнурительный переход, утомительная битва. Его тело, его дух жаждали отдыха, и только сила разума, души заставляла его сражаться. Призрак сна серой тенью следовал за ним, в любую минуту готовый занять место души, поменяться с ней. Ему надо лишь немного помочь.

Второе изрубленное тело повалилось на землю и взгляд зелёных, горящих жаждой крови, глаз впился в мой череп. Будет только одна попытка для того чтобы ослабить его силу воли, усилить усталость, впустить в тело сон. На расстоянии этого не сделать, только примитивная магия тела, работающая при касании. И если я промахнусь - он шанса не упустит...

Громоподобный рык увяз во влажном воздухе, не породив эха. Тяжёлый меч опустился в несущем смерть ударе. Я попытался увернуться, но не успел. И когда клинок рассёк плечевую кость правой руки, левая коснулась спины воина. Мышцы тэга мгновенно расслабились, глаза закрылись, и красный командир, повинуясь инерции атаки, рухнул в грязь. Одновременно упали осколки костей и оборванный рукав чёрной рясы.

Предводитель отряда лежал в холодной жиже и спал, а мёртвые воины продолжали убивать живых...

Тэг проснулся. Его приковали к толстому столбу для наказаний. Столб был вкопан в землю посередине двора, а вокруг столпилось два десятка зомби. Он открыл глаза, огляделся и глухо зарычал. Все его товарищи были мертвы, и половина из них теперь была на моей стороне.

- Как твоё имя, воин? - наверное, я сейчас выглядел не лучшим образом - жалкий скелет, лишённый руки.

Тэг ответил лишь презрительным взглядом и плевком в мою сторону.

- Наивно думать, что твоё оскорбление имеет для меня хоть какое-то значение...

- Ты превратил моих солдат в своих рабов, проклятый кусок мертвечины! - он был великолепен в гневе, сколько ненависти было в его словах, сколько упорства в попытках вырваться!

- А знаешь ли ты, кто лишил меня жизни, и каким путём это произошло? Знаешь ли ты, сколько боли может перенести человек, прежде чем сойти с ума?

Тэг молчал. Красному командиру не было чего сказать. Ещё бы, ведь воин не должен пытать даже злейшего врага, а смерть в пытках - самая позорная.

- Хорошо, я расскажу тебе всё от начала и до конца. А ты всё выслушаешь ... ведь выбора у тебя нет.

- Я убью тебя, мертвец! Слышишь, убью! Разотру в пыль и развею по ветру! - он запнулся, перевёл дыхание и добавил уже спокойнее - Если не я, то другие воины. Мы уничтожим, сотрём с лица земли всю нечисть вроде тебя!

- Насчёт нечисти я бы с тобой поспорил, воин. Ты знаешь, чем занимался Орден Обсидиановой Звезды? Уже двести лет мы не участвовали ни в каких войнах, не устраивали крупных кровавых ритуалов, жили вполне тихо и мирно. Мы влились в структуру государства, стали таким же учреждением как, например, ремесленный цех...

- Вы создавали нежить.

- Да создавали. Наша нежить служила в армии, наша нежить пахала землю, наша нежить добывала руду, наша нежить строила дома!

- Как можно поклоняться смерти, как можно любить эти мерзкие мёртвые тела? - тэг брезгливо сплюнул в грязь.

- А разве ты не поклоняешься смерти? Разве ты не рвёшься в бой, разве не стремишься сеять смерть среди врагов? Разве ты не хочешь умереть в битве, а не терзаемый болезнями старости?

- Нет, это совсем другое, - он резко замотал головой, словно волк, рвущий добычу. - Я ненавижу смерть, а ты её боготворишь.

- Ошибаешься. Почему Митрон - это воин? Да потому, что любой воин - это смерть. Если бы ты ненавидел смерть, то был бы послушником в каком-нибудь монастыре Тихой Воды, а не красным командиром передового отряда.

- Ты не переубедишь меня, мертвец. Я буду тебя ненавидеть так же, как ненавидел раньше, что бы ты мне не сказал, - на это я и не рассчитывал, тэги имеют врождённую неприязнь к нежити, некромантии у них нет совсем.

- Я вовсе не добиваюсь твоей любви, воин, - голос духа лишён эмоций, и вряд ли он услышал безнадёжную боль этих слов. Ведь люди тоже не способны любить мертвецов. Максимум уважения - доверие к домашнему животному, максимум доброты - сострадание к калеке.

- Существует заклятие, очень сложное и очень трудоёмкое. "Узы смерти". Его может сотворить только очень сильный и специализированный маг. Оно позволяет душе не отделяться от духа после смерти тела. Это заклятие было наложено на всех высших магов моего ордена, - в памяти всплыла смутная картина: отражение красного света луны в выложенной на земле обсидиановой пятиконечной звезде, безмолвные фигуры в чёрных балахонах, алтарь обагрённый кровью...

- Вы нарушили законы жизни - едва слышно пробормотал тэг, скорее для собственного успокоения.

Я продолжил:

- Но действует оно до тех пор, пока человек сам не захочет умереть, сам не откажется от бессмертия. Боль может заставить отказаться от всего... - я с огромным трудом смог успокоится, и продолжить рассказ. - Тэги напали на нас на рассвете, похоже это ваша излюбленная тактика. И одновременно с атакой перестала действовать всякая магия, перестали подчиняться приказам скелеты и зомби. Мы оказались беззащитны. На такое способна лишь самая мощная сила - Хаос. В мире есть только несколько людей, способных с нею справляться. Тэгам Хаос недоступен совсем. Я хотел бы знать, что дало вам такое могущество.

Красный командир оскалился. Он явно не собирался отвечать на мой вопрос. Но я его пока и не спрашивал.

- Они убили всех, кроме высших. Их они пытали, ... меня тоже. Ты знаешь какие ощущения когда из тела медленно, чтобы доставить как можно больше страданий, достают кишки ... и бросают собакам? Когда смеются, плюют, попирают ногами. Когда сдирают кожу, выворачивают суставы, льют расплавленный свинец... А потом бросают в кипящий котёл... - ... крики ... смех ... жара ... лай ... вонь ... БОЛЬ ... смерть ... - Я один вытерпел все муки, я один не отказался от жизни в мёртвом теле, я один пошёл по пути мести...

Наступила долгая пауза. Слышно было как шелестел дождь, как стекала с крыши струйка воды.

- Даже если это и правда, я всё равно тебе ничего не скажу. Можешь пытать меня сколько угодно, - кажется, тэг решил, что я его просто запугивал.

- Верю.

- Почему же тогда ты мне это рассказываешь?

- Потому что, кто-то должен услышать эту историю, почувствовать хотя бы малую долю моей боли, понять хоть немного мои чувства. Кто-то должен её услышать, даже если он скоро умрёт...

Снова воцарилось молчание. Красный командир опустил глаза. Он не боялся покинуть этот мир, нет. Но его пугало какой будет его смерть. Ведь смерть от руки мертвеца недостойная для воина, и поэтому его ждал не пирующий рай Гетора, а мрачный ад Митрона. Голос прозвучал сдавлено и тихо:

- Скажи, мертвец, что такое смерть?

- Для каждого - своё. Для тебя - это серп Митрона, для меня - холодные объятия Культы. Для тебя - судьба воина в тёмных легионах, для меня - служение своей невесте... Впрочем, ты сейчас это узнаешь...

Дождь продолжался. Крошечные капли оставляли на бумаге карты тёмные пятна. Без правой руки было трудно с ней управляться. Мой путь лежал в Кавин, ближайший приграничный городок Готтинга...

Почему?

Почему всё в жизни заканчивается, не успев начаться? Почему мечты сбываются только для того, чтобы принести разочарование?

На эти вопросы нет ответа. Толпы святош могут часами говорить о воле богов, о предначертанной судьбе и о посмертном воздаянии. Но все эти бредни расходятся с жизнью так же как быстрый набросок художника с непередаваемой красотой горных пиков в лучах заката. Никто не сможет мне объяснить, никто не сможет меня утешить. Хотя... Нет, конечно нет.

Теперь вся жизнь представляется мне бессмысленной, плохо поставленной пьесой. В которой актёры играют ненавистные им роли, и появляются на сцене только на миг, чтобы тут же с неё сойти...

Зачем я родился? Зачем мои родители жертвовали собой, для того чтобы меня вырастить, попытаться дать образование? Для чего существуют все эти люди, барахтаются в грязной луже, которую они называют "жизнь"?

Снова бессмысленные вопросы без ответов. Всю ночь я задаю такие вопросы себе и своему молчаливому собеседнику - бутылке крепкого вина. И до сих пор в моей голове не нашлось вразумительного ответа. Я не смог найти причин своего существования. Все родственники давно умерли, из университета меня выбросили за неуплату, работа "балаганным актёришкой" не приносит ни денег, ни удовольствия. А возлюбленная...

Я увидел её прохладным летним утром. Она шла по полю с букетиком невзрачных лесных цветов. Вообще-то девушек было несколько, по большей части дочери городской знати, но остальные сразу же перестали для меня существовать. Другие выглядели уставшими после бессонной ночи ритуала "шёпот леса", но только не она. Она сияла чистым счастьем и жизнерадостностью, открытая улыбка освещала веснушчатое лицо, а в рыжих вьющихся волосах блестели капли недавнего дождя. В изумрудной глубине её глаз растворился мой покой.

Я стоял как вкопанный, не решаясь пошевелиться, чтобы ненароком не спугнуть этот прекрасный мираж. Мне не верилось, что на земле может существовать такая красота и непосредственность. В тот момент я понял, что счастье всей моей жизни заключается в этой хрупкой фигуре.

Она прошла совсем рядом и удостоила меня заинтересованным взглядом. Кажется, я тогда покраснел. Я хотел что-то сказать, задержать её хоть на секунду. Но тело мне уже не подчинялось, и нереальное видение, ставшее сосредоточием всех моих мыслей и желаний, медленно удалялось в сторону города. Ещё долго я стоял, как пограничный столб, по колено в сырой траве и не мог сдвинуться с места.

Позже я узнал, что звали её Свея Гренсгар. И приехала она сюда откуда-то с севера вместе с отцом, бароном Фесто Гренсгаром. Рассказывают, что старого барона вынудили уехать владельцы смежных земель. Устав от постоянной травли соседей, Фесто продал землю с родовым имением и двинул на юг. И осел он здесь, в Кавине. Купил дом размера достойного его титула, и, похоже, решил провести в нём остаток дней.

Я не знал, как мне повстречаться со Свеей, увидеть ещё раз её улыбку. Не мог же я, в самом деле, просто прийти в дом одного из самых знатных людей города и попросить увидеться с ней. Но судьба всё сделала сама...

Наш театр ставил старинную пьесу "Свадьба без жениха". У меня была мелкая роль одного из отвергнутых ухажёров "прекрасной Софии" - три коротких эпизода. Но когда я увидел в зале изумрудный свет нереально-зелёных глаз, то почувствовал себя на сцене Большого Королевского театра, перед оценивающим взором самого короля Пранта - большого знатока театра. В тот день я играл лучше чем когда-либо. Как только мой герой самоустранился из предсвадебной суеты, я смыл грим и отправился в зал. Как мог я тогда знать, что мне придётся повторить судьбу незадачливого жениха...

Я полюбил Свею, полюбил всем сердцем, и был уверен во взаимности. Целый месяц я был самым счастливым человеком на свете. Я купался в её тёплых лучах, щедро отдавая взамен свою нежность. Я стал понимать правителей, развязывающих кровавые войны ради одной женской улыбки. Вся предыдущая жизнь казалась лишь вступлением, преддверием того, что происходило со мной сейчас. Я познал настоящую радость, ощутил непередаваемый вкус жизни.

Вчера был мрачный пасмурный день. Несмотря на это настроение у меня было превосходное, ведь я направлялся к Свее, моей неповторимой Свее. В руках у меня был роскошный букет прекрасных цветов, в сердце любовь, а в голове намерение сделать ей предложение. Конечно я трезво оценивал свои шансы, чтобы предположить что она сразу согласиться. Но в последнее время мои дела шли всё лучше, и хозяин театра предлагал мне сыграть одну из главных ролей в ближайшей постановке. На этом спектакле должен присутствовать работник Департамента Искусств, он был обязан отобрать одного-двух актёров для найма в государственные труппы. Так что я всерьёз мог рассчитывать на место в одном из столичных театров.

Как только я заикнулся о своём желании, улыбка исчезла с её лица, а линия бровей изогнулась, указывая на серьёзность и, мне показалось, - боль. И тогда Свея всё рассказала, открыла мне глаза. Оказалось, для неё я был всего лишь игрушкой, человеком, с которым приятно проводить время, но не более. Конечно, она не сказала этого прямо, она жалела меня и осторожно подводила к этой мысли, как к краю пропасти...

Сверкающий бриллиант любви оказался подделкой и рассыпался стеклянной пылью при первом же испытании.

Мы разговаривали долго. Свея утешала меня, говорила, что не всё потеряно, и что не стоит из-за этого переживать. Мне хотелось кричать, биться головой о стены, убежать прочь, исчезнуть. Я не мог поверить в такое предательство, как бы не намеренный, но смертельный укол в сердце. Я спрашивал её снова и снова, пытался продлить нашу беседу. Но она говорила "нет", и её слова были для меня пыткой. Наконец моё красноречие иссякло, и мы попрощались.

Когда дверь закрылась, я больше не мог сдерживаться. Я облокотился о стену и заплакал. Ноги не держали, и несчастное тело медленно сползало на пол, скользя по деревянным декоративным панелям. Не знаю сколько я там просидел пока слёзы катились по щекам. И всё же через некоторое время я заставил себя встать и выйти на улицу.

От свинцовых дождевых туч не осталось и следа. Дождь, продолжавшийся четыре дня, закончился, и в небе сияло солнце. Ещё один удар по моей душе. Казалось, вся природа смеялась надо мной. Свежий холодный ветер трепал ткань одежды и стремился высушить слёзы. В вышине даже появились птицы. Мне подумалось, что сейчас Свея смотрит на меня в окно и смеётся, вспоминая о глупом пареньке. Драма превратилась в фарс. Я засмеялся.

Прохожие поглядывали на меня как на сумасшедшего. Мне было все равно. Они не понимали, как можно одновременно плакать и смеяться. Я тоже не понимал...

Ночь прошла, слёзы высохли, бутылка опустела, и мозг уже успел избавиться от хмеля. Скоро начнётся спектакль, который мог бы помочь мне выбиться наверх. Я уверен, что Свея не пропустит такого события. Вот только меня там не будет. Я уже всё решил.

Багровые лучи рассвета упали на черепичные крыши домов, багровые лучи моего последнего рассвета. Отсюда, из башни ратуши был виден весь город. Я даже отыскал дом своей любимой.

Город только начал просыпаться, и на улицы только начинали выходить торговцы. Странной мне показалась фигура, облачённая во всё чёрное, которая быстрой походкой вошла в ратушу. Неужели кто-то хочет меня остановить? Тогда нужно торопиться, ведь я останавливаться не желаю...

Я встретил его на окраине города. Впрочем, не я его встретил, а он меня. Он стоял под раскидистым дубом, и резкий ветер трепал его темно-синюю с золотой окантовкой мантию. Он ждал меня.

Желтеющие листья срывались с деревьев и катились по земле, неслись в бешеном водовороте воздуха. Трава ещё влажная от росы, тяжело клонилась под ударами ветра. Уже в который раз осень вступала в свои права. И казалось ничто, даже солнечное утро рождающегося дня, не в силах прогнать нахлынувшую меланхолию.

- Здравствуй, Харп, - если у меня и были сомнения, то теперь их выдул из моего пустого черепа ветер.

Не каждый день встретишь члена Братства Истины. А если он ещё имеет к тебе дело, то пиши - пропало.

- Приветствую. Ты пришёл поговорить со мной, брат?

- Да. Я хочу немного тебе помочь, - на бледном худом лице адепта Истины появилась улыбка.

- Я слушаю тебя, - я произносил ничего не значащие сухие фразы, но в глубине души сгорал от ярости. Я хотел его уничтожить, причём самым болезненным способом. Например, пригвоздить к дубу раскалёнными стальными иглами, а потом стоять рядом и наблюдать, как он истекает кровью. Ведь он знал, этот улыбающийся выродок, о моём Ордене. Не мог он не знать о продвижении тэгских войск и вторжении в Меритар.

Я уже готовился к схватке, но что-то меня остановило. Скорее всего - мантия монаха. Она была пропитана магией настолько, что я затруднялся определить её природу, к тому же, одежда не позволяла увидеть другие магические предметы, которые, несомненно, скрывались под ней. Нет ничего хуже, чем неизвестность.

- Вот и хорошо, - улыбка мгновенно исчезла с лица человека, будто он прочёл мои мысли. - Нам совсем не нужно ссориться.

- А я ссорится вовсе и не собирался. Я собирался тебя убить...

- Если ты хочешь узнать, почему мы не предупредили твой Орден, то я не уполномочен об этом говорить. Тебе всё объяснят в своё время. А пока, позволь мне закончить. Это в твоих же интересах.

Я только лязгнул зубами как загнанный зверь и усмирил гнев. Пусть он поживёт ещё пару минут. Я не спешу.

- Я знаю, что тебе нужен "дар жизни". Ведь так? - он задел меня за живое. Да, именно за "живое", то, что ещё хочет жить, хочет ощущать живую плоть, слышать биение сердца.

Я кивнул.

- В этом городе есть человек желающий расстаться с жизнью. Сейчас он находится на башне ратуши. У тебя очень мало времени.

- Но у меня нет камня.

- Держи.

На грязно-серых костях ладони переливался лучами зари крупный бриллиант. Такой камень мог вместить самую мощную магию, в него можно было поместить чью-то жизнь или даже душу.

- А теперь поторопись. С каждым мгновением твои шансы успеть, уменьшаются - с этими словами монах развернулся и зашагал прочь.

Сейчас был самый подходящий момент для нападения. Но я передумал, сдался, купился на показную щедрость. Вместо того чтобы драться за свою честь и честь своих погибших братьев я побежал в город как малый ребёнок, получивший подарок. Я предал. Предал прежде всего себя, и получил за своё предательство жизнь.

Когда я распахнул дверь, он стоял в проёме, ухватившись за поддерживающие крышу колонны. На звук парень обернулся, и в его глазах отразился страх и решимость.

- Нет, - прошептал он одними губами, и приготовился к прыжку.

Яркая голубая плеть опередила его на миг. Мышцы конечностей свела жестокая судорога, и человек остался стоять на карнизе, словно скульптура. Руки и ноги не двигались, но горло работало исправно, и из него сыпался непрекращающийся поток проклятий.

Я подошёл к окну и буквально отодрал несчастного от камней. Тот рухнул на пол как соломенная кукла для тренировки солдат. Конечности по-прежнему были в неподвижном состоянии, и я исправил это лёгким прикосновением к груди.

На лице парня выступили крупные капли пота, а глаза выражали ненависть побитого щенка. Он был совсем ещё молод - лет двадцать, не старше.

- Зачем... - голос был соткан из обиды, ненависти и страха. Неудавшегося самоубийцу больше интересовала причина моего поступка, чем мой облик. Это был первый человек, отнёсшийся ко мне без брезгливости (не считая адепта Истины - те привычны ко всему).

- Зачем ты меня остановил? Я все равно не хочу жить.

- Зато я хочу.

- Что же тебе нужно от несчастного смертного? - его лицо приняло странное выражение, все прежние эмоции отошли на второй план, а на поверхности осталась какая-то неестественная отстранённость.

- То, чего ты так хочешь лишиться.

- Ты говоришь загадками...

- Мне нужна твоя жизнь, точнее "дар жизни".

Парень взглянул на меня со смесью заинтересованности и недоверия. Все его чувства казались теперь наигранными, как будто он издевался или пытался их показать так, чтобы и самый тупой догадался.

- Олан подарила тебе жизнь, а ты не хочешь жить. Так отдай её тому, кто ещё хочет.

- Тебе? - снова яркое удивление и интерес.

- Да. Я уже одиннадцать дней как умер, и это мне совсем не нравится...

- Так значит, ты спасал меня только из корыстных интересов? - теперь в его голосе было расчётливое спокойствие и лёгкая издёвка следователя, допрашивающего подозреваемого.

От моего ответа зависело всё. Согласится ли он на предложение, смогу ли я получить живое тело. Но времени на раздумья не было, и я произнёс то, что первым пришло на ум - правду:

- Да. Я сделал это только ради собственной выгоды.

Мой собеседник запрокинул голову назад и захохотал. Он смеялся лёжа на холодном каменном полу и брызгая слюной, а из глаз катились слёзы. Его тело сотрясали приступы истерического веселья, и я уже решил, что всё потеряно. Ведь "дар жизни" называется даром потому, что его нельзя забрать силой. Только искреннее желание человека может передать принадлежащую ему жизнь кому-то другому. А его реакцию можно было истолковать, как полное ко мне презрение. Впрочем, смеялся он слишком долго, и я подумал о том, не лишился ли человек рассудка от встречи с мертвецом. В этом меня окончательно убедил его ответ:

- Я согласен. Можешь начинать.

Он вытер слёзы и поднялся на ноги.

- Мне понадобится капля твоей крови и желание отдать жизнь. Остальное я сделаю сам, - я вынул из ножен, висящих на тазовых костях, небольшой кинжал.

Парень молча поднял рукав рубашки и сжал кулак. Я сделал надрез. Кровь быстро заполнила рану. Тоненькая струйка потекла по руке. Я спрятал стилет и достал бриллиант. Работать одной левой рукой было весьма затруднительно.

- Теперь направь свою жизнь в этот камень, принеси дар, - я протянул к его лицу зажатую в пальцах драгоценность.

Взгляд человека сфокусировался на камне, а лицо приняло то предельно серьёзное выражение, что бывает раз в жизни...

- Я отдаю тебе свою жизнь, пользуйся ею как пожелаешь... - на неподвижном лице, освещённом прямыми лучами солнца, шевелились только губы, но слова были громкими и разборчивыми.

Он разрешил мне взять его жизнь, тот дар, что приносит каждому при рождении богиня-мать. Я провёл кристаллом вдоль разреза, оставив на поверхности алую каплю. Тонкие белые нити протянулись из кровоточащей раны к сверкающим граням. Их видел только я, и только я знал, что по этим светящимся паутинкам течёт жизнь стоящего рядом человека.

Здесь, в обдуваемой холодными осенними ветрами башне ратуши, посреди небольшого пограничного городка Кавин, творилась мощнейшая магия. Сильный волшебник при желании мог бы её обнаружить в любой части мира. Человеческая жизнь заполнила алмазный сосуд.

- Благодарю за свою жизнь и за твою смерть. У тебя есть время, пока высохнет кровь на бриллианте. Тебе будет казаться, что ты засыпаешь, силы будут покидать тебя постепенно. Если не хочешь медленной смерти - могу помочь, - я раздвинул полы рясы и указал на кинжал.

- Нет. Уходи, - он смотрел в пространство и, кажется, был невменяем.

Впрочем, мне было все равно. Я получил то, что хотел и ничего не мог дать взамен. Я спустился по винтовой лестнице, оставив парня стоять, глядя на лёгкую дымку облаков. Теперь нужно двигаться назад, к ждущему меня отряду. Нужно сделать себе тело и влить в него жизнь.

На рыночной площади перед ратушей девушка разговаривала со стражником. Её наполненные слезами глаза блуждали по лицу солдата, ловили каждое слово. Наконец мужчина указал поворотом головы в сторону главного городского здания. И рыжеволосая девушка направилась к нему. Она взглянула на башню, заметила в тёмном провале окна знакомый силуэт и побежала ко входу.

По пути она несколько раз выкрикнула имя, но его я не услышал. Не захотел услышать. Ведь имя - последнее, что остаётся у мёртвых. Только имя и ещё память живущих могут помочь им возродиться. А я уже ничего не мог сделать...

Проклятье! Обманывать самого себя - безнадёжное занятие. Сколько бы ты не бегал - от себя не убежишь. Всегда будет находиться крошечный жучёк, по имени Совесть, подтачивающий разум. Он не остановится, пока не доберётся до сути, пока не укажет тебе на истинную причину поступков. Поэтому нет смысла их скрывать.

Конечно, я могу вернуться и отдать содержимое камня его предыдущему обладателю. Но я этого не сделаю. Он сам сделал выбор. И не успей я вовремя, сейчас бы толпа зевак окружала разбитое о камни тело. Я лишь использовал то, что пропало бы безвозвратно. Всё правильно.

А может быть и это попытка самообмана...

Как бы то ни было, мне здесь делать больше нечего. Я ускорил шаг и старался держаться поблизости от стен домов, чтобы не привлекать лишнего внимания. Нужно поскорее уходить.

Кровь на бриллианте высохла и превратилась в бурую корку. Я обтёр её о грязную ткань рясы. Песчинки свернувшейся крови посыпались на мостовую. В башне ратуши человек испустил последний вздох...

Мои кости, избавленные от ненужной одежды, лежали на деревянных носилках. Вокруг суетились зомби, управляемые мной. Они лепили на мой скелет новую плоть. Пока ещё она была неживой - аморфная масса, приготовленная из древесного гриба нерх. Всю дорогу от Ордена я тащил за собой его запасы в кувшинах и горшках. Как оказалось - не зря.

Постепенно моё тело приняло прижизненные очертания. Даже отсутствующая рука была заботливо воспроизведена в нужном месте. И я почувствовал, что могу управлять неживыми мышцами. Мышцы сформировались из желтоватого вещества гриба, но в них было не больше жизни, чем в моих молчаливых спутниках. Нужен "дар жизни".

Облезлая рука мёртвого тэга поместила слабо светящийся камень в самый центр тела - в солнечное сплетение. Ослепительные белые молнии пронзили меня, заставили мышцы сокращаться. Конечности тряслись, спина выгибалась, из горла вырывались неестественные звуки. Мне почему-то вспомнился человек, смеющийся на каменном полу башни...

Я всё трясся, разбрызгивая неиспользованные остатки массы, но ничего не происходило. А потом мне ужасно захотелось дышать, я услышал как застучала кровь в висках. И я вдохнул, захлёбываясь слюной и слезами. Вдохнул первый раз за много дней.

Я жив!

Я долго смеялся от переполнявшей меня радости. Я наслаждался вернувшимися, живыми, чувствами - зрением, слухом, обонянием и осязанием. Я даже обрадовался забытому чувству голода.

Я родился заново, и теперь можно было подумать о новой жизни. Но когда я вновь вернулся из Кавина с новой одеждой и запасом еды, то понял - прошлое меня не отпустит никогда.

На пределе видимости маячила тёмно-синяя мантия...

Я шёл во главе отряда отвратительно пахнущих живых мертвецов. Желудок обычного человека наверняка не выдержал бы такой пытки, но ведь я был человеком необычным. Трудно назвать обычным того, кто проводил с трупами каждый день в течение двадцати лет.

Шёл я вглубь страны. На второй день пути меня должны будут встретить попутчики. Если, конечно не ошибался брат Истины, что весьма сомнительно. Монах, говоривший со мной недавно, был "знающим Истину", одним из их высших посвящённых. Он был гораздо старше того, что встретил меня вчера на рассвете. Кажется, братство всерьёз опасалось за его судьбу, поэтому сперва послало молодого и не очень ценного человека. Я не смог сдержать улыбку при этой мысли - они действительно меня побаивались.

Ума не приложу, откуда такая активность? Самая скрытная организация (если всё знаешь, то невольно станешь таиться), членов которой видели лишь единицы, теперь посылает своих людей, чуть ли не отрядами. Наверное, дела обстоят и вправду так скверно, как описал мне посланник.

Брат Минторс рассказал мне, почему не был предупреждён глава Ордена Обсидиановой Звезды, и откуда взялось влияние Хаоса. Причиной всего этого был дракон, один из последних оставшихся в живых. На моё упоминание о фольклоре, он лишь снисходительно улыбнулся, как улыбаются неразумному ребёнку, и не стал отвечать. Оказалось, что тэгов создали драконы, и имели на них очень большое влияние. И одна огромная крылатая тварь смогла заставить многотысячную армию империи Катэр вторгнуться на материк людей. Дальше - больше. Я спросил у "всезнающего" откуда же взялись люди. И он, с абсолютно серьёзным лицом, заявил, что это дело рук гигантов - огромных человекоподобных трёхглазых созданий...

Всё это могло бы оказаться бредом, если бы не было правдой. Братство Истины могло предавать, плести заговоры и интриги, не отвечать на заданные вопросы. Единственное, чего оно не могло себе позволить, так это лгать.

Далее последовал рассказ о захвате тэгской армией Меритара. Выбор пал именно на него, потому что он граничил с заморскими территориями империи Катэр. Завоевание было подготовлено наславу. Для начала быстро и без шума были заняты острова Ланта, примыкающие к южному побережью Меритара. На этом побережье стоял Антар - столица, крупный и хорошо укреплённый город. Сотни грузовых кораблей переправляли солдат на отдалённые имперские земли. Войска концентрировались на границе, но этого никто не замечал, возможно, благодаря вмешательству магии дракона. Нападение оказалось неожиданным и направленным по двум фронтам - южному и северо-западному. Антар был окружён кольцом осады, а отлично обученные полки тэгов врезались в тело государства. Немногочисленная армия республики не могла оказать им достойного сопротивления, тем более, без поддержки нежити. Орден Обсидиановой Звезды был определён как серьёзный противник, и туда направили специальный карательный отряд. За пятнадцать дней страна была занята полностью, не считая нескольких осаждённых городов и крепостей. Теперь готовился захват земель Морского Торгового Союза и Готтинга. Они оказались отрезанными от остального материка вражеской армией, и весь полуостров Клыка мог в скором времени перейти в руки завоевателей.

Минторс поведал, что на меня и ещё двоих человек возлагаются большие надежды. Он сказал, что мы можем и должны победить дракона. После такого я не смог сдержаться, и рассмеялся прямо ему в лицо. Ведь судя по легендам, чтобы я попал в желудок дракона, ему даже не придётся меня пережёвывать.

Боги бы справились с уничтожением драконов куда лучше (между прочим, если верить сказаниям, этим они и занимались в незапамятные времена). Но монах только глубоко вздохнул, и начал рассказ о том, что боги могут и чего не могут. Боги оказались вовсе не всемогущими, как считает большинство верующих, а могут делать они только то, чего хочет большая часть в них верящих. А так как люди не верят в существование драконов, то они не могут желать их смерти. Вот и получилось, что боги оказались беспомощными в такой ситуации. Только смертные могли сейчас справиться с драконом...

Я, конечно же, спросил, какой прок будет мне от самоубийственного сражения с этой древней тварью. И ответ брата Истины меня подкупил. Он пообещал, что поможет восстановить Орден, даст книги взамен сожжённых тэгами, отстроит разрушенные здания, поможет набрать людей. С фальшивым сожалением в голосе, старый интриган сообщил, что мне придётся "взвалить на плечи тяжкий груз ответственности", стать новым магистром...

И вот теперь я иду навстречу судьбе.

Живое тело заставило меня по-другому взглянуть на мир. Во мне стало меньше злобы, мысли о мести уже реже меня посещали. Я вообще стал мыслить по-иному, стал видеть в вещах не только плохое. И ещё, когда я в первый раз заснул, то увидел сон.

Мне снились холодные объятия мёртвой невесты, взгляд пронзительно-голубых глаз. Снился обжигающий льдом поцелуй и ласки истлевших рук. Живая плоть соединилась с мёртвой. Культа шептала мне ласковые проклятия и звала к себе. А потом, жёлтые наполовину сгнившие зубы впились в моё горло. Губы припали к пульсирующему горячему источнику, не пропуская ни одной капли. Я тоже прокусил серую тонкую кожу. Вязкая тёмная жидкость до краёв заполнила рот, потекла по пищеводу, сковывая внутренности смертельным холодом...

Ещё во сне я понял, что скоро встречусь с мёртвой богиней. А когда я открыл глаза, то увидел, как огромная крылатая тень рассекает бирюзовое небо.

Все зомби пали при первой же атаке. Я успел поставить "воздушный щит", и языки пламени выжгли землю вокруг сферы щита. Теперь над моей головой с треском раскалывались огромные валуны "каменного дождя". Щит слабел, и мне приходилось открывать дополнительные каналы воздуха, чтобы влить в него новую порцию холодной материи. Дракон не давал мне перейти в нападение, непрерывно атакуя смертоносными заклинаниями. Он направил в мою сторону "лезвие смерти" - мощнейшую магию духа. Это заклятие способно срезать нити жизни и отправить душу в долгое путешествие. Но я был защищён от магии духа любой мощи, и поэтому даже не пытался противодействовать. Результатом было лишь секундное потемнение в глазах.

Наконец я улучил момент и призвал на помощь Тьму. Боль пронзила всё тело, загорелся каждый нерв. Я с трудом удержался от крика.

Я успел применить "клещи тьмы" и "отрицание магии", прежде чем дракон слился с Хаосом. Две чёрных стены, неумолимо сходящиеся к его телу, исчезли. Исчез и мой серый защитный покров. Дракон задрал увенчанную рогами голову и захохотал. Я был обречён. Бежать было бессмысленно, и я стоял на месте, спокойно ожидая своей участи.

Дракон опустил голову к самой земле и раскрыл пасть, обнажая два ряда острых загнутых вовнутрь зубов. Было даже красивым то, как пламя струилось по всем неровностям его глотки, как играли блики на влажном нёбе...

Мгновение, в течение которого я умирал, растянулось до бесконечности. Сначала сгорели волосы, свернулись в бесформенные комки и унеслись в раскалённом потоке. Потом закипела глазная жидкость, и я ощутил как опустели глазницы. Наконец очередь дошла до кожи. Лоскуты обгоревших покровов и мышц отслаивались от костей и тонули в океане огня, очищенный скелет обращался в пепел...

Огромная, покрытая чешуёй, лапа попирала прах человека, оставляя в чёрном шлаке борозды от когтей.

- Червь - прорычал дракон, и, тяжело взмахивая крыльями, поднялся в воздух.

Сизый дым свивался затейливыми кольцами, подрагивал от сквозняка и медленно поднимался к закопченному бревенчатому потолку. Свечи на большой, сделанной из колеса повозки, люстре едва разгоняли мрак в зале таверны. Хоть, почти на каждом столике находилась бронзовая масляная лампа, ими мало кто пользовался - здешние посетители предпочитали скрывать свои лица. Я тоже лампы не зажигал.

Слышались пьяные голоса, в дальнем углу зала, на импровизированной сцене, играл на лютне заезжий бард, чем приводил в несказанный восторг женскую половину клиентуры и служанок. Курились трубки и кальяны, набитые "целебными" южными травами. Сладкий дым заполнял лёгкие легкомысленных курцов, не подозревающих о том, что с ними станет через пару лет. Огонь, пылавший в двух огромных каминах, давал тепло и защиту от вездесущей осенней сырости. На одной из двух жаровен, расположенных у стойки, запекался поросёнок совсем нежного возраста. Время от времени его поливал вином сам хозяин. Да, сегодня за стойкой был сам хозяин, высокий грузный человек с румяным лицом и абсолютно лысой головой. Звали хозяина заведения Шаспер, но это для друзей и особо уважаемых клиентов, а для всех остальных - Хозяин. Для работы он надевал засаленный фартук неопределённого цвета и возраста, покрытый такими наслоениями грязи, что в нём отражалось мерцание раскалённых углей. Болтливостью Шаспер не отличался, но когда, все же, открывал рот, его собеседник отмечал два отлично узнаваемых запаха: тяжёлый солоноватый - жира, и пряный кисло-сладкий - вина. Сила этих запахов наводила на мысль о том, что хозяин ест и пьёт всё время кроме работы. Впрочем, и за стойкой он позволял себе пригубить бокальчик-другой превосходного аркурского напитка, но ни в коем случае не более половины бутылки.

Три дня я живу здесь, и уже многое узнал о хозяине и прислуге. С одной стороны - это чисто профессиональный интерес, а с другой - возможность хоть чем-то занять бездействующий мозг. Я снял маленькую комнатушку, в которой едва уместилась узкая кровать, стол со стулом и шкаф, хотя мог бы купить всё это заведение вместе с работниками и хозяином. У человека моей профессии редко бывает очень много денег, и когда они появляются, число его врагов возрастает в сотню раз. Ведь деньги нам достаются нечестным путём, и всегда найдутся борцы за справедливость, жаждущие покарать преступника, и/или (что гораздо чаще) присвоить себе полученные кропотливым трудом ценности. Я попытался вспомнить, когда в последний раз заработал деньги не причиняя никому вреда. Но память отказалась отвечать на заданный вопрос, и я бросил эту глупую затею.

Крепко прожаренная говядина утоляла голод тела, а молодое аркурское - голод души. Тёплые волны, исходящие от желудка, успокаивали и расслабляли, отговаривали от размышлений. А думать было нужно. Я никак не мог решить, куда мне направиться. Путь по морю был заказан, Торговый Союз имел своих людей на каждом судне, так что мне вряд ли бы удалось переплыть залив или отсидеться на каких-нибудь островах. На пограничных заставах тоже было полно шпионов. Пожалуй, и в этом зале есть парочка осведомителей торговцев.

За соседний столик, где дымил кальян, и отдыхали несколько офицеров ближайшего гарнизона, подсела очаровательная девушка. И зачем ей эти пьяные обкурившиеся животные? Но вскоре я это понял, и едва не рассмеялся от своей догадки. Она улыбалась и уделяла каждому одинаковую порцию своего внимания, чтобы никто не почувствовал себя избранником. Наверняка сейчас там звучала какая-нибудь банальная история о брате-военном, с которым она должна была встретиться здесь, но он не пришёл. Не знают ли они такого? Нет? Очень жаль (надутые губки, морщинки на лбу). А может, они знают, где здесь поблизости несёт службу тяжёлая кавалерия? Что? Запрещённая информация? Какая досада...

Наконец появился главный персонаж действа - хлипкий паренёк лет семнадцати. Вот он протискивается за спиной одного из военных, и туго набитый кошелёк исчезает с пояса болтуна. Замечательно сработано! Никто ничего не заподозрил, а его напарница и глазом не повела. Бьюсь об заклад, что ещё прежде чем испечётся поросёнок, офицеры расстанутся со своими накоплениями. Нужно отдать должное и хозяину, принимающему оплату только вперёд, - это правило возникло не на пустом месте.

Глухо заскрипели ворота конюшни, застучали по утрамбованной земле копыта, из-за тонкой перегородки послышалась ругань. Затем открылись внутренние двери, и в наполненный дымом и голосами зал вошёл человек в форме младшего офицера аркурской армии.

Что-то мне сегодня везёт на Аркур и на военных.

По размерам этот человек не уступал грозе местных нарушителей спокойствия, мяснику Вальдо. Дважды на моих глазах жестокие драки прекращались, как только появлялся Вальдо, а их зачинщики садились пить "мировую". Вид военного внушал такое же чувство безнадёжности любого сопротивления. Длинные русые волосы спадали на широкие плечи, украшенные офицерскими погонами, ворот рубашки был расстёгнут, обнажая сильную грудь, на левой стороне которой виднелся краешек какой-то татуировки. По всему было видно, что он принадлежит к варварскому клану. А когда я рассмотрел получше лицо, то вспомнил его имя и обстоятельства нашей первой встречи.

Семь лет прошло с того времени, со времени одного из самых запоминающихся эпизодов моей и без того нескучной жизни...

Я был нанят правительством Меритара как шпион, для того чтобы узнать о военных планах северного соседа. Предполагалось, что Даггор готовит вторжение, и республике была нужна точная информация.

Сперва я собирал данные по приграничным расположениям войск вполне обычными средствами. Но мои старания не давали результата. Языки пьяных солдат развязывались, но говорили они о собственных боевых и любовных подвигах, и ни слова о военных планах родины. Начальники частей рассказывали шлюхам всё о даггорской армии, но и здесь не было упоминания про войну. Либо никакого нападения не планировалось, либо оно очень хорошо готовилось. Я отправился в столицу.

Ордан был настоящей крепостью с населением в сто тысяч человек. Стены шириной в три человеческих роста, и высотой - в десять, ворота, с разводными мостами, обилие военной формы в городской толпе. Увеселительных заведений здесь было немного, зато они никогда не пустовали. Моя экскурсия по местным пивнушкам ничего не дала, даже в столице военные ничего не знали. Я поработал с некоторыми высокими армейскими чинами, но и здесь меня ждало полное отсутствие нужной информации. Этим можно было ограничиться, но у Даггора была лучшая армия на западном побережье, и она не могла долго стоять без дела. К тому же, мне хотелось показать воровской гильдии Меритара свои способности, качество выполненной работы. С тех пор я порвал со всеми воровскими организациями...

Я был ещё молод и полон амбиций, это меня и подвело. Мной было решено пробраться во дворец короля, в зал совета. На следующий день там должно было проходить ежегодное военное собрание, на нём не могло не быть упомянуто о вторжении, если оно всё-таки готовилось. Самое удивительное, что у меня бы всё получилось, не будь той нелепой случайности - варварского воина, стремящегося пробиться в королевские покои.

Я спрятался под огромным столом так, что при беглом взгляде под него меня нельзя было обнаружить. Всё оказалось гораздо глупее.

Меня потревожили громкие крики и перекрывающий их шум: лязг мечей и грохот ломающейся мебели. Потом из-под стола я увидел довольно-таки мускулистые ноги, обутые в грубо сработанные сапоги. Ненадолго в поле зрения попадали ноги стражников, но они тут же исчезали, сопровождаемые сдавленными вскриками. Наконец, тело одного из охранников оторвались от пола, и упало на стол. Затем нападавший оказался рядом с ним, и тяжёлый варварский клинок опустился на врага, разрубая его плоть и моё убежище. Лицо залил поток внутренностей и горячей крови, я на некоторое время потерял зрение. Когда я открыл глаза, варвара в помещении уже не было, зато вокруг меня собралось порядочное количество разъярённых стражников...

Варвара взяли несколько позже, когда я уже был без сознания, но за это время он успел перебить половину охранного гарнизона. Нас с ним не посчитали сообщниками, слишком уж мы были разными.

Хорошо зная о наличии камеры пыток в подземельях дворца, я рассказал все о чём меня спрашивали. К счастью мне поверили... Варвару тоже скрывать было нечего, и он честно признался, сгорая от ярости, что собирался убить Донкара IV - короля Даггора.

Раскар, так звали варвара, жил в анклаве Северных Кланов, в Кавских горах Даггора. Когда-то огромные рати северян, влекомые жаждой добычи и славы, дошли до самого Готтинга, сметая всё на своём пути. Но их империя рухнула, и несколько родов осталось на территории Даггора, образовав там некое подобие государства. Одним прекрастным утром, возвращаясь с попойки из одного соседнего селения, Раскар обнаружил всю свою родовую деревню вырезанной. Никого не осталось в живых. Теперь он был последним из рода Белого Леопарда. Его дядя, глава клана Пепельного Волка, рассказал, что убийцами его родных были королевские солдаты, прошедшие маршем неподалёку. А для того, чтобы возродить клан, нужно отомстить за него. И молодой наивный воин направился в Ордан.

Нас поместили на дно огромного колодца (если в него упасть, то наверняка свернёшь себе шею), накрытого крепкой решёткой. Казнь была назначена через три дня, так что мы вполне успели узнать друг друга и рассказать свои истории.

В первый день Раскар не мог угомониться, он всё время пытался выбраться, но влажные, поросшие мхом, стены не давали шанса. Потом он всё же успокоился и затих, ожидая решение своей судьбы. Кормили нас какой-то гадостью, на которую я смотреть не мог, чему варвар был несказанно рад. Он два дня сидел на куче мокрой соломы, вставая только по нужде, и я думал, что он смирился. Тогда я ещё плохо разбирался в людях...

Вниз сбросили верёвочные лестницы, и мы по ним поднялись, потому как в руках стражи были арбалеты. Утреннее солнце слепило глаза, заставляя щуриться, где-то вдалеке пели птицы. Нам связали руки и повели по тюремным дворам. Наконечник меча неприятно щекотал между лопатками.

Несмотря на раннее время, дворцовая площадь встретила нас огромным количеством народа и запахом свежего дерева - эшафот был готов. Нас подняли наверх и поставили перед замершей толпой. На лицах всех горожан читался одинаковый набор эмоций: ненависть, интерес, жажда. Никто в этом проклятом городе не хотел нам посочувствовать, никто не укрыл бы двух беглецов. Все ждали крови.

Глашатай стал между нами, развернул пергамент. Палач полировал опилками лезвие топора. Затылок чувствовал острый взгляд арбалетчика сквозь прорезь прицела.

Глашатай начал: "Указом его величества короля Даггора, Донкара IV, двое государственных преступников приговариваются ...". Дальше я не слушал, потому что был занят своим делом. В рукавах у меня было два небольших метательных ножа, и сейчас их острая сталь боролась с толстыми верёвками на руках.

Я бросил взгляд на варвара. Он смотрел прямо перед собой, глубоко дышал, и, казалось, был совершенно спокоен. Потом Раскар стал дышать всё чаще, кожа покраснела. На лицах некоторых стражников появились ухмылки, они думали, что воин сломался. А я догадался, что времени осталось совсем мало, и постарался ускорить свою работу.

- Гро-о-ом! - прокатился по площади такой вопль, что у меня уши заложило. И с этого момента всё стало происходить с почти невозможной стремительностью.

Варварский бог войны помог своему сыну. Раскар развёл руки в стороны, и его путы упали в опилки. Мои последовали туда же, но менее эффектно.

Удар - глашатай летит в толпу. Разворот, бросок с двух рук - арбалетчики вне игры. Кулак Раскара крошит лицо палача, тяжёлый топор ложится в ладони варвара. Удар со всего размаху разделяет ближайшего солдата надвое. Все взгляды сконцентрированы на танце смерти.

Меня уже нет на эшафоте, я пробираюсь к двум кавалеристам.

Раскар, с ног до головы залитый кровью, орудует огромным топором, словно тот невесом. Он уворачивается от атак со скоростью ветра, разрубает врагов на части несмотря на броню, стрелы луков и арбалетов не оставляют на его голой коже и следа. В тот момент он стоил целой армии.

Я стою позади конников. Они закованы в броню, и это - проблема. У каждого в седельных ножнах по длинному кинжалу - это решение проблемы. Я извлекаю их из ножен, запрыгиваю на круп лошади и вгоняю кинжалы в щели между шлемами и панцирями. Теперь у меня есть две лошади.

Толпа, испуганная схваткой, оттеснилась от эшафота, дорога свободна. Я скачу перед помостом, на котором идёт безумный бой. Раскар на прощание метает топор в толпу солдат и прыгает в седло. Мы скачем рядом к ближайшему выезду с площади. Он меня немного обгоняет. Решётчатые ворота падают, перекрывая дорогу. Мы оказываемся разделены. Варвар останавливается и растеряно смотрит на меня. Я ему кричу: "Скачи!" - и взбираюсь по решётке. Стрелы и болты свистят совсем рядом, но Тал не обделяет меня своим вниманием. Два охранника, бывшие наверху, вскоре встречаются с мостовой. Я влетаю в первое попавшееся окно, насмерть перепугав пожилую семейную чету. Затем второе окно, третье...

Раскар успевает убраться, прежде чем закрывают городские ворота. Я, конечно же, не успеваю. За пять дней весь Ордан переворачивают вверх дном в поисках вражеского шпиона. Всё это время я отсиживаюсь на чердаке здания городской стражи.

Раскар подошёл к стойке, положил на неё золотую монету и улыбнулся. Шаспер попробовал её ногтем, остался доволен и с внимательным видом уставился на клиента. Сквозь шелест таверны донёсся сильный, немного грубоватый голос:

- Бочонок лучшего даггорского пива и того поросёнка, - варвар ткнул пальцем в сторону румяной тушки.

- Сейчас вам всё подадут. Занимайте стол, - хозяин был сама любезность. Ещё бы, за такую плату.

Раскар развернулся и направился вглубь зала. На его шее я заметил эмблему наёмников - перекрещённые мечи на золотой монете. Теперь понятно, откуда военная форма.

- Алькор! - воин смотрел на меня с неподдельным удивлением, раскинув руки в объятиях.

Замечательно! Нет слов, как я ему благодарен! Моё инкогнито нарушено, вся маскировка впустую. Теперь каждый, кто хоть краем уха слышал о моих последних делах, будет рад всадить мне сталь под ребро. Мне ужасно захотелось съездить по этой довольной роже чем-нибудь тяжёлым, но я встал из-за стола и улыбнулся.

- Алькор, ты жив!

- Пока да... - как-то невнятно он это прохрипел. Ах да! Никак я не могу соразмерить своей силы. Просто беда!

Алькор освободился от моих рук, отдышался. А я попробовал извиниться:

- Прости Алькор. Я так рад встрече!

- Я т-тоже-е ра-ад, - ой, ну что же это делается! Руки против воли схватили его за плечи и трясти начали. Что это со мной?! Как юнец какой, брата встретивший после долгой разлуки.

- Прости, прости, Алькор. Не могу я радости сдержать, - я одёрнул руки и сомкнул их за спиной, на влажной ткани плаща.

- Ничего, ты не среди врагов, чтобы прятать свои чувства... Да ты садись! Выпей вина со мной, расскажи как тогда выбрался - вор жестом пригласил меня присесть.

- А отчего же вина, когда сейчас на этом столе будет бочонок отличного, и, я надеюсь, свежего даггорского пива?

Алькор улыбнулся, прищурил глаза. Сильно же он изменился за семь лет: отрастил короткую острую бородку (усами побрезговал), волосы по длине почти с мои. Волосы, между прочим, с проседью, и довольно порядочной, как будто не тридцать пят ему лет, а все пятьдесят. Да только я его всё равно узнал. По глазам узнал, глаза одни на всю жизнь, как душа. Когда в глаза смотришь внимательно, всё лицо меняется. Пропадают различия между "тем что было" и "тем что будет", видно настоящее лицо - то, которое не могут изменить ни инструменты жестокого палача, ни ещё более жестокое время.

- Пиво и вино? Раскар, я хочу иметь наутро свежую голову.

- Зачем ждать утра? Сейчас подадут поросёнка, а у него голова на месте, - я засмеялся, Алькор подхватил. Нет, от пива он не отвертится.

Подали поросёнка, бочонок и две больших кружки (сметливая служанка принесла сразу две, чтоб дважды не бегать). Я наполнил кружки, выпил одним глотком почти всю, вор только чуток пригубил. Пиво и вправду было хорошим - в меру горьким, крепким и, к тому же, холодным. Оно пролилось в тело, добралось до желудка и заставило его работать. Об этом возвестила сочная, щекочущая ноздри отрыжка. Хорошо!

- Да, пиво неплохое, - задумчиво проговорил Алькор. Хочет отказаться, а предлога нет.

- На севере Даггора знают в нём толк, - я взялся за большой нож и стал разделывать свинью (всё-таки это была свинья, а не боров). Она оказалась фаршированной какими-то местными овощами, золотистая корочка ломалась с аппетитным хрустом. - М-м-м! Алькор, так расскажи, как ты спасся.

Он наклонился над столом, подпёр голову руками и заговорил тихим голосом. Я догадался: здесь могут быть лишние уши.

- Это было не очень сложно. Я забрался по решётке в первое попавшееся окно, затем во второе, третье и так далее, пока не прекратилась погоня. Потом город закрыли, начались облавы. Дважды мне чудом удавалось уйти... спасибо Тал. Наконец я нашёл себе безопасный приют - здание городской стражи...

- Ты прятался в здании стражи?! - наверное, я сказал это слишком громко, потому что вор поморщился, но не стал меня упрекать.

- Да, на чердаке. Служаки обшарили весь Ордан, не пропустили ни одного дома, даже влиятельные горожане пострадали от их усердия. Но они не додумались поискать у себя над головами, - лёгкая улыбка появилась на лице Алькора, как у человека вспоминающего давние победы. - Конечно, возникла проблема с питанием. Но к счастью их кухня не охранялась, а учёт запасов вёлся небрежно. Ну а дальше - ещё проще. Через пять дней ворота открыли, патрули ослабили. Я спустился с чердака, спёр в лавке одежду - я же всё-таки вор - и покинул город под видом заезжего ремесленника. Вот и всё.

- Похоже, вор, ты преуспел в своём ремесле. Пять дней прятаться над головами охотящейся за тобой стражи! - я захохотал, представив лицо их начальника узнавшего об этом.

Я осушил кружку и снова наполнил. Пиво не пьют быстро, но ведь я почти два дня из седла не вылезал, а настоящего северного пива не пил уже полгода.

- А ты, Раскар, как тогда выбрался? Гром дал тебе силы на эшафоте. Ты бился как буря, разя врагов и оставаясь неуязвимым, - знал бы он чего это стоило... - Как ты справился с бедой, постигшей твой род? Расскажи.

- Моя история будет длиннее твоей, гораздо длиннее.

- Солнце село совсем недавно, и взойдёт ещё не скоро... - знать бы, где он таким затейливым словам научился.

- Сила Великая воину даётся ненадолго и не просто так. Потом очень плохо бывает... - Алькор смотрел на меня внимательно, ему стало интересно. - Вот и тогда, я лишился чувств, как только выехал из города. На счастье я из седла не выпал, а кобылка попалась смышлёная. Поплелась она неприметной тропинкой прямо в лес, меня беспамятного от погони спасая...

- И тебя, варвар, благосклонность Тал не миновала, - ха, всякий знает, что храброму воину удача сопутствует!

- Так вот. А раны мои тем временем открылись. Те раны, что рядом с плахой мне стражи нанесли. Царапины от меча, дыры от стрел... Неглубокими они были, но сильно кровоточили. А ведь я без сознания был, так бы и истёк кровью, от врагов скрывшись. Обидно...

Алькор покачал головой, участие своё показывая, и к кружке приложился. Хорошо так приложился, почти как наш брат военный. Действует на него мой рассказ, как надо действует.

- И сгинул бы я не лучшей для воина смертью - от ран, если бы тропка та хоженой не оказалась. Вывела она меня к лагерю лесных разбойников, что сёла окрестные да поместья в страхе держали. Но и тут бы меня смерть повстречала, не уйди большая часть бандитов в поход на ближайшую деревню. Заприметила меня женщина молодая, дочка главаря ихнего. Сумела она уговорить охранников не убивать меня беспомощного, поместила к себе в шатёр, стала ухаживать. Уже к вечеру, как все с набега вернулись, я на ногах стоял. Ты же знаешь, как на сыновьях Грома раны затягиваются.

- Послушай, а, случаем, не Тизаром того главаря звали? И не Дара ли его дочь? - вот чего не ждал от знакомого своего, так это знания тех людей, что меня приютили.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю... - вор тихонько посмеялся, хлебнул пива. - Имел я с ним некоторые дела, - и правда, чему тут удивляться? Лихой народ всегда друг дружку держится, так им прожить легче.

- А дочка его действительно красавица была. Но говорят, исчезла она из лагеря одной безлунной ночью. Исчезла вместе с могучим воином, пробывшим в банде Тизара несколько месяцев. Больше в тех местах их не видели... - Алькор подмигнул мне и протянул пустую кружку.

Я поспешно подлил пива. Ловко же он обо всём догадался!

- Дара стала моей первой женой, - я вылил остатки пены себе, поставил бочку на пол. - Она мне первенца родила, Мелота.

- Тебе повезло, - интересно, сколько ещё раз он это скажет? - А сколько жён у тебя сейчас?

- Четыре. Семь лет ведь прошло.

- Хм... Так значит ты возрождаешь свой клан. Но, насколько я знаю, Донкар и поныне правит. Ты не отомстил?

Не могу я сдержать злобы, когда об этом вспоминаю. Руки страшно зудеть начинают, и так хочется кого-нибудь ударить! На этот раз под руку подвернулся опустевший бочонок. Изогнутые доски разлетелись под соседние столы.

- Отомстил. Но не ему.

- А кому же? - Алькор казался растерянным.

- Донкар здесь не причём был. Мой род предали. Предали друзья и родственники... - опять кулаки начали сжиматься. - Мой дядя, Садор, и несколько преданных ему воинов пришли в мою деревню ночью... Они убивали спящих! Понимаешь?! Спящих! Воины убивали беззащитных! - я кричал, я не мог сдержаться.

Кажется, я перестарался. Все смотрели на меня. Плевать!

- Садор убил моего отца, своего брата. Гром бы проклял его, не будь он главой клана... - стало немного легче. - Такого ещё не было...

- Всё когда-нибудь случается в первый раз... - не скажи вор эти слова с настоящей болью в голосе, я бы не посмотрел на то, что мы с ним на эшафоте вместе стояли...

В таверне стало тихо. Потрескивали в каминах дрова, стучал не прикрытыми ставнями ветер. В тот миг никто не ел, не пил и не разговаривал. Все на меня смотрели. Все продолжения ждали. Для них это была увлекательная история, а не пропахшая болью и пережитая не один раз быль. Я их ненавидел.

Я развернулся, обвёл взглядом посетителей. Глаза тут же опускались в тарелки, руки судорожно хватались за бокалы. Никто не причём. Ни безусые юнцы, почти дети, крови не попробовавшие; ни добровоспитанные барышни, от вида крови чувств лишающиеся; ни купцы дородные, этой кровью торгующие...

Громко прочистил горло хозяин. Зазвучали голоса.

- Я вернулся через год после этого. Вместе с Дарой. Земли Белого Леопарда занял клан Садора, клан Пепельного Волка. И тогда я всё понял... - злоба ушла куда-то, я уже мог рассказывать спокойно. - Он меня обманул. Он уничтожил почти весь мой род. Почти...

Я помолчал немного. Продолжил:

- Потом был ритуальный поединок, голыми руками. Как видишь, вор, я победил.

- Прости, Раскар, за то, что я причинил тебе боль своим вопросом.

- Вопросы боли не причиняют, это делают люди.

Поднесли второй пивной бочонок. Я выковырял пальцами пробку.

- Может, лучше выпьем вина? - Алькор всё никак угомониться не может.

- Я полгода а Аркуре воевал. И пива там не было, только вино. Как мне эта кислятина надоела!

- Так Шенгонская империя отказалась от территориальных претензий?

- Ага, ещё как отказалась. Как не откажешься, когда под воротами Никуна армия стоит? - мне вспомнился поход, как перепуганные горожане просто вытолкали за ворота своего посла... Я опять засмеялся.

- Можно к вам присесть? - красивая девушка умоляюще смотрела то на меня, то на Алькора. Алькор молчал. Ну, раз он молчит, говорить придётся мне:

- Конечно. Мы всегда рады такой красавице услужить.

Она села, обернулась, посмотрела назад. Что-то её беспокоит в этом зале, что-то ей мешает.

- Мужчины, вон за тем столиком, военные, не хотят меня отпускать. Знаете, я ждала здесь брата, он тоже военный, но он не пришёл, - кажется она сейчас заплачет. - Я подумала, может они знают брата. Подсела к ним, мы поговорили. А потом... потом они сказали, что просто так я не уйду... - она и вправду заплакала.

- Ну, ну, успокойтесь. Эти люди вам ничего плохого не сделают. Мы вас защитим, - я положил ей руку на плечё. Вроде успокоилась.

Из-за того стола поднялся мужик, пошёл к нам. Он был хорошо пьян, шёл покачиваясь и хватаясь за спинки стульев.

- Пошли, Лина. Мы ещё не закончили разговор, - он глядел мимо девушки, в самый центр стола.

- Никуда она не пойдёт, - я встал, посмотрел на него сверху вниз.

- А ты ещё кто такой?.. Сиди и помалкивай. Я здесь главный, - теперь поднялись все вояки и поплелись сюда.

- Говорю же, не пойдёт она с тобой. Лучше ляг да проспись, офицер. Нехорошо свой род позорить.

- Что ты сказал про мой род?!

Клянусь, он сам упал! Ударить меня попытался, ну и споткнулся. Вот только его товарищи не поверили.

Мне и бить то их было жалко, они сами еле на ногах стояли, а ещё драться пробовали. Всё очень быстро закончилось. На полу лежали кучей все пять солдат, вполголоса матерились и медленно засыпали. Откинув занавеску в зал вышел здоровенный детина в фартуке, кровью заляпанном, с мясницким топором. Вышел, поглядел что драки нет уже, плюнул в сердцах на пол да и убрался восвояси.

А как только я за стол вернулся, так сразу понял, что самое интересное здесь происходило. Лина сидела мрачнее тучи, а Алькор держал за локоть какого-то мальчишку и ухмылялся.

- В чём дело Алькор?

- Дело в том, Раскар, что эти две девушки, - где он тут двух девушек видит? Ха, и правда, паренек, которого он держит вовсе и не паренёк, а девчонка лет эдак пятнадцати отроду, - нас обманули. Мы их, ну может быть её, - он глянул на Лину, - приютили, угостили, защитили, наконец, от посягательств, а они нас решили обокрасть, - Алькор показал на кожаный ремешок своего кошелька. Ремешок был аккуратно срезан, а кошелька и вовсе не было.

- А с чего ты взял, что она заодно с Линой? - ну не может такая красавица воровкой оказаться!

- Посмотри внимательно, они ведь сёстры.

Да, что-то схожее в них есть. Черты лица, глаза, цвет волос - всё похоже как у родственников. Только та, что в мужской одежде, конечно помладше.

- Я думаю, дамы не захотят расстаться с такими милыми ручками, - младшая дёрнулась, пытаясь вырваться, но Алькор держал крепко. - А ведь это с ними неминуемо произойдёт по законам Готтинга. Так что... Раскар, пойди спроси у хозяина, нет ли у него комнаты с двумя широкими кроватями.

Дура!

Самая настоящая дура! Это ж надо додуматься, воровать у лучшего вора побережья! А всё Лина, захотелось ей воспользоваться ситуацией, лень было самой от этих вояк отделаться. А сейчас, наверное, радуется, что попались. Сидит и расчёсывает волосы варвару, расчёсывает, между прочим, маминым гребнем. Неужели она хочет в его гарем? Какой она там будет, четвёртой или пятой?

Не знаю, что он с ней всю ночь делал, но делал он это получше Алькора. Вор смог за ночь только дважды, а этот... я уж и считать устала. Лине дай волю, так она с ним неделю из кровати вылезать не будет.

Алькор растянулся в постели, закинув руки за коротко стриженый затылок. Парик и накладная бородка лежали на маленьком столике у кровати. Ах, какого размера были глаза Раскара, когда он увидел, как вор снимает парик! "Маскировка" - объяснил Алькор, открывшему рот варвару. Да, кстати, Раскару нужно за это спасибо сказать, за то, что Алькора раскрыл. Сама бы я его ни за что не узнала.

- Всё Лина, пойдём. Пора. Я надеюсь, мы вполне искупили свою вину за вчерашнее?

- Пожалуй... - как-то нехотя, лениво Алькор ответил, как будто ему не понравилось. Скотина эгоистичная!

Лина с варваром о чём-то перешёптывались, улыбались друг другу. Потом долго поцеловались и сестрица медленно, не отрывая взгляда от его лица, подошла-подплыла ко мне. Влюбилась она в него, что ли? Сумасшедшая! Она вышла, и я уже собиралась закрыть дверь...

- Ниса, - голос Алькора, весёлый такой, смеющийся. Чтоб он провалился! - Золото весит больше меди, да и звенит совсем по-другому...

Я обернулась как раз вовремя, чтобы словить его кошелёк, наполненный медяками тех спивающихся офицеров. На лице вора была невообразимо издевающаяся улыбка, как у магистра, с которым посмел тягаться ученик. В общем-то, так оно и было. Я улыбнулась в ответ как можно фальшивей, бросила вору его "законное" золото. Мог бы уже не заметить, скупердяй, ведь теперь для него это не деньги. Так ведь нет, не упустил момента ещё разок поглумиться!

Я с силой хлопнула дверью.

Народу в таверне было совсем мало. Ночные посетители уже ушли, едва переставляя ноги, а до вечера ещё далеко. Мёртвый час. В зале суетилось несколько крестьян, наперебой предлагая спящему на ходу хозяину свои продукты; да спустились позавтракать постояльцы. Наши новые знакомые тоже оказались здесь. Лина расцвела в улыбке и впилась горящим взглядом в мускулистую фигуру варвара. Да что ж это такое!

- О чём это вы там, наверху, шептались? - я попыталась произнести вопрос строго, осуждающе. Но Лина ответила так, как будто я из скуки интересуюсь её мелкими интрижками.

- Да так... глупости всякие...

- Может договаривались о следующей встрече? - всё тот же родительски-поучительный тон.

Она закусила губу, резко обернулась и решительно выпалила:

- Да! Он мне нравится, я ему тоже. Мне надоела такая жизнь, я хочу идти с ним, хочу с ним жить, пусть даже для этого придётся делить кров с четырьмя его женщинами.

Такого я от неё никак не ожидала. Это было совершенно непохоже на ту Лин, что я знала всю жизнь. Весёлая, ветреная и немного наивно-глуповатая двадцатидвухлетняя воровка внезапно решила остепениться, завести семью всего после одной ночи.

- Тебе что, надоела свободная жизнь? Ты ведь мечтала путешествовать, так мы уже пол побережья объехали. Мы развлекаемся как хотим, живём в своё удовольствие и не оглядываемся на других. Тебе надоело? - я перешла в наступление, чтоб не дать ей окончательно убедить себя и меня. - Отлично! Поезжай с ним на север, и сиди все оставшиеся годы в ветхой хижине, стирай пелёнки своим и чужим детям... Что ты глаза опустила? Как-то не думала об этом?

- Думала, - буркнула Лина как обиженный ребёнок, а потом добавила другим, совершенно взрослым и ответственным голосом. Таким голосом сознаются раскаивающиеся преступники и выносят приговор судьи. Уж я-то знаю... - Я люблю Раскара, люблю и хочу быть с ним. Остальное не важно. Я куда угодно готова за ним идти. Хоть в ледники, хоть в огонь, хоть в петлю. Прости, Ниса, но тебе придётся работать одной.

Странное дело: хотя я не сомневалась ни на секунду, что смогу её удержать, но голова уже выдавала варианты будущих "сольных" занятий. Конечно, для работы в одиночку способностей и опыта будет маловато, значит нужно искать нового напарника или вступать в гильдию. Между прочим, воровская гильдия Готтинга, несмотря на строгость местных законов, считается одной из лучших.

Тьфу! Да что ж это за мысли в голову лезут?! Всё, хватит. Никуда ты, Лина, не денешься, никуда с варваром не пойдёшь. Я тебя переубежу.

- О, великий Зорат, опусти свою наивную дочь из голубой сини мечтаний на жёсткую землю, что ты создал!.. - я закатила глаза и упёрлась взглядом в тёмный потолок. - Забудь свои мечты, Лина. Забудь. Всё равно они никогда не исполнятся. Жизнь жестока к мечтам. Вспомни мать.

Я рассчитывала на последний аргумент, и он возымел действие. Лина опустила лицо в ладони и затихла. Кажется она плакала. Всегда с ней такое, как начинает вспоминать эту историю.

Нашу маму звали Тарной, и была она портовой шлюхой в Сагасе, столице Аркура. Даже в самых богатых и ухоженных городах, где на куполах храмов блистает позолота, а дворцовая площадь мощена мрамором, есть грязные и тёмные районы, там дома похожи на норы, а люди на зверей. Из таких трущоб она была родом.

Наверное, в "ночных кварталах" до сих пор вспоминают ту историю о принце. Она даёт тамошним жителям маленькую надежду, хоть какой-то смысл жизни.

Наследный принц Белдит, старший сын короля Милуна, решил с приятелями покутить. Назло охране и царственному родителю они направились в самое сердце разврата, в "ночные кварталы". Там они с матерью и встретились. Сперва была ночь, а потом было утро, когда он назвал своё имя и пообещал придти ещё. Самое удивительное, что Белдит вернулся и возвращался ещё не раз. А когда он узнал, что мама забеременела, то не послал за лекарем или палачом (как она предполагала), а посадил в свою карету и отвёз во дворец...

Тарна, женщина торговавшая своим телом, не знающая даже родителей и не имеющая фамилии, поселилась в доме могущественного правящего рода Пронов, ветви которого тесно переплетались с ещё четырьмя монаршими династиями континента. Прожила она там ровно четыре дня. Переворот произошёл стремительно. Милуна отравили, гвардейский полк вошёл в столицу, и дворцовый гарнизон ничего не смог ему противопоставить. Принц велел ей бежать из города и дожидаться его в одном из приграничных имений. Сам же Белдит остался в Сагасе, чтобы не упускать из рук корону.

Она ждала его три недели, до тех пор, пока не явился гонец с известием о смерти принца. Вместе с гонцом пришла стража и арестовала маму. Она сумела бежать и перейти границу с Шенгонской Империей.

В одном из приграничных городков и родилась Лина. В ней сразу чувствовалась "голубая кровь" предков по отцовской линии, в горделивой осанке, в безупречной фигуре, в ослепительной улыбке и в отсутствии сообразительности. И правда, зачем светской даме ум? Государством будет управлять мужчина, а женщина должна угодливо смеяться с глупых шуток, танцевать на балу и рожать наследников. Я была совершенно из другого теста. Мать и сама точно не знала, кто мой отец - либо рядовой солдат, либо мелкий воришка. Судя по тому, кем я стала, верен второй вариант.

Странная тишина повисла в зале, затихли голоса торговцев, прекратили жевать посетители. В дверях стоял пожилой невысокий человек с редкими седыми волосами, бледным полноватым лицом и в тёмно-синей вышитой золотом мантии. Представитель полулегендарного Братства Истины решил посетить придорожную таверну. Неужели он проголодался?

Если даже так, то все остальные о голоде забыли напрочь, все смотрели на него. Кому-то было интересно, а кому-то страшно. Ещё бы, не каждый день можно встретить человека знающего всё.

Предприимчивых крестьян словно ветром сдуло, парочка постояльцев стала поспешно собираться. На такой исход клиентов хозяин не мог не отреагировать. Он открыл было рот, намереваясь возмутиться, но человек прервал его жестом и поманил пальцем. И когда он шепнул Шасперу что-то на ухо, в глазах того отразился настоящий страх замешанный на мольбе. У каждого есть тайны не предназначенные для чужих ушей и опасные для их владельца. Чьи-то омыты собственными слезами, а чьи-то - чужой кровью.

Брат Истины направился к столику Раскара и Алькора, опустился на свободный стул. Лина тихонько всхлипнула, а вот я ни капельки не удивилась, слишком уж колоритная была парочка. Начался разговор. Либо они так тихо разговаривали, либо Брат использовал магию, но слышно ничего не было, только изредка прорывались реплики варвара. Кажется, они о чём-то спорили, никак не могли договориться. А потом они замолчали, стали чего-то ждать. И дождались...

В двери ввалился грязный, промокший и вконец обессиленный военный. Тяжело дыша и нетвёрдо ступая, он подошёл к стойке, взял оставленный без присмотра бокал, выпил залпом. Солдат поднял руку, отдышался и срывающимся голосом прокричал:

- Слушайте все! Меритар захвачен Империей Катэр. Тэгские полки стоят на границе. Войны не избежать...

Интересно, на что это я надеюсь? Как какая-то ненормальная пошла на поводу у "влюблённой" (да-да, именно в кавычках) сестры, согласилась идти попятам за варваром и вором. И куда?! Прямо навстречу завоевательной армии. Или я всерьёз решила наложить руки на удачу Алькора?

- Ниса, давай побыстрее. Отстанем, - Лина пришпорила лошадь и обогнала меня.

Нет, ну что ж это такое?! Она совсем голову потеряла.

- Куда ты понеслась?! Здесь дорога прямая, всё видно как на ладони. Хочешь, чтобы нас заметили?

- Нет, - бросила она через плечо, и не думая останавливаться. - Я хочу, чтоб мы их не потеряли.

Вот дрянная девчонка! Ей бы только в куклы играть, а не по узким дорогам в одиночку ездить. Тут того и гляди на разбойников нарвёшься. А они уж куда хуже воров. Вор сделал своё дело, украл, и благодарен простофиле за то, что он это позволил. А разбойники обберут, разденут до нитки, да ещё и прирежут, чтоб спалось спокойней.

Лина остановилась, замерла в седле глядя куда-то вперёд. Я подъехала к ней, стала рядом. Прямо на середине дороги стоял мужчина в простой серой рясе и держался за сбрую лошади. Он был один и казался совсем не опасным, если не присматриваться к лицу. Весь лоб занимала татуировка, Крест Вселенной: четыре одинаковых треугольника, соединённые углами с углами квадрата. Знаки Стихий внутри треугольников были даже цветными: огонь - красный, земля - коричневый, вода - синий, воздух - голубой. Он принадлежал к Ордену Вселенной, организации, в которую объединились стихийные маги, очень сильные маги.

Лучше бы уж разбойники...

Люблю это выражение на лицах людей - выражение растерянности. Когда они предчувствуют опасность, но всё ещё надеются на то, что она пройдёт мимо. Ничего, совсем скоро эта растерянность сменится страхом, и они попытаются убежать, как бывало не однажды. И как всегда я им этого не позволю.

Младшая, с короткой стрижкой и в мужской одежде, толкнула старшую в плечо, развернула лошадь. Ну вот, как я и предполагал - убегают. Даже заговорить не попробовали, это лишний раз доказывает, что они могли мне помешать. Интересно, на что они надеются? Ведь наверняка поняли, что я из Ордена Вселенной, и что если захочу смогу их в буквальном смысле из-под земли достать.

Кстати, неплохая идея: не "достать из-под земли", а как раз наоборот. Огненная и водная магии - идеальные убийцы, но после них остаются следы, а мне бы не хотелось привлекать внимания. Есть другой способ - чище, проще, но трудней.

Десять каналов земли и пять воздуха. Воздух подхватывает и несёт вдогонку убегающим огромную массу земли. "Каменный вал" нависает над головами людей, набрасывает плащ тени на лица полные ужаса и обрушивается вниз, впечатывая тела в грунт дороги. Удар "воздушного молота" заканчивает работу, делая этот участок пыльного тракта неотличимым от остальных. Скоро здесь пройдут и проедут путешественники, не подозревая о том, что под их ногами могила двух ещё совсем молодых девушек. Печально... Хотя, и на полях недавних сражений растят хлеб, не заботясь чьи кости служат ему удобрением.

Что это меня тянет на ненужные размышления? Неужели я так постарел за последние четыре года? Четыре года я провёл в крошечной келье, где толстые стены сходились тяжёлым куполом над самой головой, а в маленькое зарешёченное окно едва проникал свет. Скорее даже это была камера, а не келья. Совет вынес мне такой приговор, но до сих пор, вспоминая те события, я по-прежнему считаю, что поступил правильно.

Я уже не помню названия той деревеньки и имени старейшины, но всё что тогда происходило не забылось.

Они не захотели платить. Деревня стояла на землях Ордена, и по всем законам жители должны были содержать своего покровителя. И меня направили туда, чтобы разобраться с ситуацией. Я был должен потребовать выплату налога, а, при необходимости, припугнуть селян. Только староста попался не в меру смышлёный и наглый. Он заявил, что не намерен отдавать последнее, что из-за засухи урожай не удался, и ему нужно заботиться о том, как бы избежать голода, а не ублажать господ. Всё это было обычными отговорками, и их я стерпел, не моргнув глазом, но потом он перегнул палку. Староста сказал, что наш Орден мог бы и сам зарабатывать деньги, если бы не был столь ленив. Это было уже слишком. Чтобы Орден Вселенной уподобился тем, кто торгует своим искусством - Ордену Обсидиановой Звезды, и этому сборищу неучей и неудачников, Гильдии магов - никогда!

Я поджёг ближайший дом. Но вместо того, чтобы присмиреть и отдать положенное, крестьяне кинулись на меня словно на преступника. И вот тут я по-настоящему разозлился. Нет, людей я не трогал - это было бы слишком просто. Я поставил слабенький "воздушный щит" и открыл пятьдесят огненных каналов, по одному на дом, и вся деревня разом запылала.

Пять десятков каналов одновременно - такое не всегда удаётся и Высшим. Может быть это и испугало Совет.

Посёлок сгорел дотла, а я молча развернулся и ушёл. В спину летели камни и проклятия, а мне было всё равно. Говорят, что они всё-таки умерли от голода через пару месяцев, как начались холода.

Люди, которые были мне ближе любых родственников, сочли мои действия чрезмерно жестокими и недостойными стихийного мага. Они сказали, что я должен был обеспечить поступление средств, а не лишать Орден источника дохода. За преданность мне отплатили четырёхлетним заточением. А когда им потребовался сильный, но не очень ценный маг, обо мне вспомнили, и предложили за выполнение поручения полное прощение.

Про Фарина легенды сложены, и многие уже не верят в то, что он когда-то жил. Величайший маг, подчинивший своей воле половину мира и погибший от руки собственного сына, растворился в стоячей воде сказаний, затерялся среди сказочных драконов и гигантов, могучих воинов и жестоких правителей. Сам бы он никогда не подумал, что такая судьба постигнет записи о его деяниях, которые он приказал начать. А в тех записях не было ни слова лжи, ну, может быть, некоторое приукрашивание, но не более того. Фарин действительно побывал в гостях у богов ещё при жизни, сидел за одним столом с Зоратом, беседовал с мудрейшим Силизом. Он действительно был сыном простого ремесленника, и отец его погиб в одной из войн ещё до рождения сына. Он и вправду носил не снимая медальон со "слезой Олан", и этот камень впитал часть силы волшебника. Одна из слёз богини жизни, что она пролила над телом своей умершей при родах сестры - Культы, заполнилась не душой или мощным заклятием, а чистой силой, не стеснённой рамками чужой воли. Такое было невозможным для других магов, но на то Фарин и считался великим, что мог вершить недоступное другим.

История этого камня красной нитью проходила в судьбах государств. Если мне не изменяет память, одна из "незаконченных войн" была развязана как раз из-за него. Каждый маг, едва прослышав о существовании камня Фарина, мечтал завладеть реликвией, почувствовать почти неиссякаемый источник могущества. И Орден Вселенной был готов пойти на многое, чтобы заполучить его. Но последние двести сорок лет камень хранился в надёжно охраняемой и считавшейся неприступной крепости Каменное Сердце, что стоит на землях Торгового Союза. Короли и императоры не желают связываться с этим государством, потому что оно имеет самый большой флот и контролирует почти всю морскую торговлю, кроме того, большинство крупных торговцев являются его подданными, а некоторые - агентами. Орден тоже не собирался рисковать, если бы две недели назад камень не был похищен из хранилища.

Упругий кулак ветра мягко ударил в голову, окутал плотной оболочкой, зашептал на ухо послание:

- Я его нашёл. Он один, едет на лошади шагом, в часе пути... - голос замолк, прозрачный покров рассеялся.

Отлично, "воздушный дух" нашёл вора, и теперь следит за ним. Вообще-то называть это существо "воздушным духом" было бы неверно, но так уж сложилось. Тело из сгущённого воздуха, практически невидимое издали, делает его идеальным шпионом. Создать дух под такое примитивное тело не составляет труда, но вот душу приходится брать извне. Таких душ, скитающихся по земле неисчислимое множество. Это души людей, которые не верили в богов, и их не призвал к себе никто из бессмертных. Теперь, конечно, они поняли свою ошибку и готовы отправиться в самую мрачную преисподнюю, лишь бы подальше от этого проклятого мира, где они могут быть лишь зрителями чужого счастья и чужих страданий. Но боги не нарушают своих же законов, и несчастные обречены на вечные муки. Они готовы исполнить любые приказы мага, ради того чтобы хоть немного пообщаться с материей, хоть ненадолго почувствовать тело.

Свою лошадь он привязал к молодому деревцу, и она мирно щипала медленно умирающую осеннюю траву. Я остановился, спешился. Нужно быть осторожным - неизвестно на что способен человек, умудрившийся проникнуть в неприступную крепость Торгового Союза, и при этом всё ещё оставаться в живых.

Лет двести назад, один из придворных шутов придумал забавную и весьма полезную вещицу - зрительную трубу. Он использовал её для подглядывания за высокородными дамами, когда те навещали спальню монарха. Глупец не мог найти своему изобретению достойного применения. Но совсем скоро этой трубой заинтересовались полководцы, им было просто необходимо средство для наблюдения за полем брани. Однако, тщательная обработка стёкол требовала кропотливого труда, и, поэтому, зрительные приборы не получили особого распространения.

У магов есть свои пути к любой цели.

Я открыл по одному каналу воздуха, воды и земли. Из тончайшего слоя камня свивается цилиндрический корпус, вода принимает форму идеальных линз, и удерживается в этом состоянии изогнутыми воздушными оболочками. На некоторое время я получаю в руки зрительную трубу и начинаю обозревать окрестности.

Если я заполучу камень, то стану одним из сильнейших магов в мире... Гордыня и тщеславие, так изголодавшиеся за последние четыре года, выползают на поверхность, дают навязчивые советы. Зачем мне возвращаться к людям, которые меня предали? Где гарантия, что они не повторят своей подлости?

А вот и вор. Стоит спиной ко мне перед деревом и, кажется, отливает. Да, не ожидал я, что всё будет настолько просто. Он как будто сам просит, чтоб на него напали. Даже как-то неинтересно.

Навязчивая мошкара лезет в глаза, сотни запахов отвлекают от наблюдения за дорогой. Неприятный тяжёлый лошадиный дух, резкие лесные запахи с непривычки кружат голову, зовут на охоту. Нелегко, оказалось, победить инстинкты и остаться на посту.

Ага, вот и этот проклятый маг. Не спеша подбирается верхом на лошади. Нет, не на лошади - на коне, запах не тот. Остановился, выбрался из седла. Я начинаю красться. Подушки лап мягко ступают по ковру мха, кучки опавших листьев приходится осторожно обходить, чтоб не наделать шуму. В руках у мага появляется какая-то труба, и он через неё глядит, да так пристально, будто много лучше видно. Наконец он бросает её на землю, и та в лужу бурлящей грязи обращается. Ненавижу волшебников вот за это, за то, что они могут делать всякие непонятные вещи, противные природе.

- Эй, Алькор! Мне нужен камень, - он кричал что есть мочи, чтоб вор мог услышать.

- Кто ты? - ответ Алькора, со страхом в голосе. Молодец.

- Какая разница? Отдай камень, и, может быть, я оставлю тебе жизнь.

Я уже на расстоянии прыжка. Мышцы ноют от нетерпения, когти рвут влажный мох, ищут надёжной опоры.

- Какой ещё камень? Ты наверно ошибаешься.

Маг засмеялся, как взрослые смеются над неумелой детской ложью.

- Нет, вор, я не ошибаюсь - ошибся ты, не став мне помогать. Что ж, это твой выбор...

Прыжок. Если он и успел удивиться или понять, что сейчас умрёт, то сделать ничего не смог. Удар лапой в полёте, и голова почти отрывается от тела, повисает на немногих уцелевших мышцах и обрывках кожи.

- Почему этот призрак нам помог? - спросил я, надевая перевязь ножен.

- Не призрак, а "воздушный дух"... Он сказал, что ненавидит колдунов, один из них стал причиной его смерти, - вор разглядывал лицо мертвеца, хотя, по-моему, глядеть там было не на что, ну разве что на татуировку, заляпанную кровью.

- Убил?

- Почти. Лишил жизни.

Я только хмыкнул с досады. Как поймёшь этих грамотеев, что Алькора, что того Брата "истинного"? Не могут они по-человечески говорить, всё мудрёные фразы закручивают им одним понятные. Ну да ладно, я не в обиде. Что убил, что жизни лишил - для меня одно значит.

- А как ты себя чувствуешь в теле леопарда? На что это похоже?

Иногда мне кажется, что все люди одинаковые. Все, все кто видел меня в теле Покровителя Клана, такие вопросы задают.

- Ни на что не похоже. Ты становишься настоящим животным, диким зверем, от человека только память остаётся. Даже думать нормально непросто. А ещё инстинкты. Бывает, почуешь запах соперника, и ноги сами несут на встречу с сородичем. Но здесь легче - здесь снежные леопарды не живут.

- И долго ты можешь быть в таком облике?

- Пока не надоест, хоть до старости.

- И никакой боли или вреда здоровью при превращении нет? - что это вор таким любопытным стал?

- Нет. А почему должна быть боль?

Алькор улыбнулся.

- Ну уж это тебе лучше знать... Скажи тогда, почему ты в Ордане на эшафоте не обернулся леопардом? - ах вот оно что!

- Потому что тогда я не мог, - пришло время и мне улыбнуться. - У меня не было вот этой татуировки, - я расстегнул рубашку и указал на оскаленную морду леопарда. - Превращаться в Покровителя может только глава клана, а тогда я им ещё не был.

Вор понимающе закивал и к лошадям направился.

- Постой, Алькор. Что это за знак у него на лбу, и зачем ему был тот камень нужен?

- Он из Ордена Вселенной, сборища магов, что захватили лет триста-четыреста назад одно из небольших княжеств Нилода и объявили его своими землями...

- А, кажется припоминаю... Они ещё армию соседних князей разбили без единого убитого из своих. Да?

- Да. А этот камень... Не может быть, чтоб ты не слышал легенд о Фарине.

- Не слышал. У моего народа совсем другие легенды, и магам там места нет.

- Ну, Фарин был самым сильным магом в истории, и этот камень впитал часть его силы. И любой волшебник, получивший камень Фарина, становится в несколько раз сильнее.

Вот, пожалуйста, сила мага зависит от каких-то камней, посохов, книг. Интересно, что из себя представляет колдун, без всех этих побрякушек? Уж не тщедушное ли тело неспособное в одиночку от бешеной собаки отбиться? А вот воин, даже безоружный, ненамного уступает полностью закованному в броню и с Мечом Клана в руках. Сила воина не в оружии, и даже не в сильном теле, а в отваге и доблести. "Отважный воин стоит десятка смелых" - как наставлял отец Гром.

- Послушай, Алькор, а ты и вправду не знал, что тебя Братство Истины наняло?

- Не знал, хотя мог бы и догадаться, слишком уж подробный план Каменного Сердца они предоставили, - вор легко вскочил в седло. - Поехали, Раскар. Нужно до захода солнца успеть.

Дым мы увидели издалека. Почти прозрачная серая стена поднималась с обширной площади - горела трава. Чтоб такой сырой осенней порой поле загорелось само, никогда не поверю. Тут не обошлось без злого умысла. Я невольно погладил рукоять меча. Место встречи как раз там было, и я чувствовал, что в живых никого не осталось.

- Кажется, не видать мне денег, - медленно проговорил Алькор и грубо выругался, так, что и я себе не часто позволяю.

Когда мы подъехали ближе, я позволил себе больше Алькора, не забыв попросить у Грома проклятия для того, кто такое сделал. Порядочный кусок дороги в пепел превратился, и от него всё ещё жар шёл. Кое-где попадались осколки сгоревших костей, но кому они принадлежали - людям, тэгам или зверью какому, понять было нельзя. Закопченный походный котелок помог разобраться, что к чему...

Всадник почти сразу на горизонте появился. Алькор долго вглядывался в даль, напрягая зрение. А когда увидел тёмно-синий балахон, только хмыкнул удивлённо. Неужто он всё время о выгоде думает?

Брат Истины скакал на взмыленной лошади во весь опор, не щадя животное. Похоже, он с самого утра из седла не вылезал. Лошадь оступилась и со всего разбегу врезалась в чёрный песок. Человек успел таки вовремя соскочить, и прокатился по земле, чудом себе шею не свернув. Потом он поднялся и вернулся к лошади, достал нож и перерезал горло умирающему животному. Пена, шедшая из ноздрей и изо рта, стала розовой, а земля вокруг ещё больше почернела. Глаза стали стекленеть, дыхание замедляться. Брат подошёл к нам, непрестанно отряхиваясь и оглядываясь по сторонам, сказал, задыхаясь от быстрой скачки:

- Наконец вы собрались вместе... все трое.

Зачем он убил лошадь? Неужели, рассчитывает на мою помощь? Помощь... А вот я возьму и убью всех троих быстро и безболезненно, так, что они и не почувствуют, а тела подчиню себе. Это будет отличной помощью, щедрой платой за очередное предательство.

Теперь у меня нет тела совсем, ни живого, ни мёртвого. Остался только дух, намертво сшитый с душой, бесполезный сейчас придаток для контроля над плотью. Зачем он мне нужен без тела? Почему я не захотел расстаться с ним, когда рассыпалась прахом плоть? Почему я решил продолжить свои страдания вместо того, чтобы раствориться в холодных объятиях Культы? Ведь я понимаю всю безнадёжность нашего предприятия, но, тем не менее, согласен в нём участвовать. Так ли сильно желание отомстить или я хочу оказать услугу богам? Ни то и ни другое, ни месть и не боги. Просто мне нечего терять. Всё что могли у меня отнять - отняли, не осталось ничего. Ниже падать некуда. Это оправдывает любые поступки.

Когда дракон слился с Хаосом, я почувствовал его дыхание - этот нереальный, непостижимый ветер, пронизывающий разум. Во время резни моего Ордена ощущение Хаоса было поверхностным, отдалённым, а тогда я смотрел ему прямо в глаза. И я понял единственное, что можно понять о Хаосе, его единственный закон - нет никаких законов. В нём нет заклинаний, эффекты не повторяются в точности, память и концентрация не имеют значения - только яркие эмоции, острое желание и властный посыл силы. Это было очень просто, даже сопливый ученик справился бы, если б смог слиться с Первозданным. Но такой дар имеют немногие. Оказалось, что и я среди них.

Вот только стоило ли то знание цены, которую я за него заплатил? Жизнь и тело безвозвратно потеряны, и "дар жизни" без посторонней помощи не добыть. Мне кажется, что Братство Истины с самого начала знало, что мне предстоит столько раз умирать. Они наверняка были уверены, что дракон меня найдёт, ну или предполагали. Устроили мне Посвящение...

- Какие ещё трое? - воин оказался нетерпелив. - Кроме нас нет здесь никого.

Брат Истины легко улыбнулся, несмотря на недавнее падение. Алые языки боли вырывались из-под ткани его рясы в местах ушибов. Сильнее всего пострадали спина и левое плечо. Чем дальше отдаляешься от плоти, тем больше власти над нею имеешь. Я мог бы ему помочь с лёгкостью, но Брат уже и сам постепенно восстанавливался.

- Ошибаешься, Раскар. Взгляни туда, - конечно же он указал прямо в мою сторону.

На лице варвара возникла гримаса удивления, а вот его спутник никак не показал своих чувств. Они увидели то, что полагалось - два чёрных пятна "зрения духа", висящие над обгоревшей дорогой.

- Что это? - вопрос Раскаром был задан слишком громко, но страха в нём не было. Только странная смесь подозрительности и пренебрежения.

- Как тебя зовут? - до этого молчавший, обратился ко мне.

Я создал "голос духа" и ответил:

- Харп.

С напарниками мне не очень повезло, особенно с этим варваром. Как и все люди обременённые предрассудками, он ненавидел мёртвых. Наверняка в сказаниях его племени мертвецы крали по ночам детей и пили кровь юных девушек, а Культа вместе с Безымянным только и делала, что строила козни против живых. В мою сторону Раскар поглядывал с откровенным презрением и брезгливостью, если смотрел вообще. Второй, Алькор, был ко мне абсолютно безразличен, как идеально ровное зеркало.

Мы снова направились в город, в который мне не хотелось бы возвращаться - в Кавин. Я "поднял" лошадь Минторса, и кобыла-зомби с запёкшейся на губах кровью безропотно приняла в седло своего убийцу. Скакали они быстро, но и для меня скорость не была проблемой. Так что к вечеру мы добрались до городской окраины, до того самого места, где я принял "дар жизни".

- Я хочу получить расчёт, Минторс, - потребовал Алькор, едва выбравшись из седла.

- Хорошо, - Брат Истины полез за пазуху и достал оттуда лист плотной бумаги размером с ладонь. - Вот по этому векселю ты сможешь получить сто тысяч золотых в любом крупном банке Торгового Союза...

Брови Алькора поползли на лоб, а затем приступ истеричного хохота чуть не свалил его с ног. Варвар раскрыл рот как ребёнок, а Минторс оставался спокоен. Спустя секунду, Алькор выпрямился - на лице не осталось ни единого следа веселья - и произнёс жёстко, вбивая гвозди слогов в уши собеседника:

- Получить золото и лишиться головы. С каких это пор Братство Истины начало лгать?

На его вопрос я мог бы ответить, но не имею привычки влезать в чужой спор. Братство Истины никогда не лжёт, оно только дурачит, использует человека, дёргает за ниточки беспомощной куклы, а потом оставляет его в дураках, не нарушив при этом ни одного своего догмата. И ответ Брата для меня был очевиден.

- Тебе был обещан документ на получение денег в обмен на камень. Вот он. Братство выполнило свои обязательства.

Вор шумно выдохнул и процедил сквозь зубы:

- Хорошо.

Он вытащил из ножен длинный кинжал, отвинтил не в меру массивное навершие и извлёк из него прозрачный словно лёд драгоценный камень в форме капли. "Слеза Олан". Пульсирующая искра силы, невидимая обычным глазом, выдавала мощь его прошлого владельца, мощь которую мог иметь только один человек живший на этом свете - Фарин. Почему-то я не удивился появлению самого могущественного магического предмета. Удивление - бесполезная эмоция, если имеешь дело с людьми, которые знают всё. Камень отправился в полёт к протянутой руке Минторса - Алькор побрезговал подойти. Брат сделал шаг, вручил вору вексель и, когда тот складывал его вдвое, сделал новое предложение:

- Я бы хотел, чтобы ты помог нам в борьбе с тэгами, - Минторс благоразумно умолчал о драконе.

В ответ Алькор только фыркнул.

- Братство может вернуть на трон Аркура династию Пронов. Подумай.

Что-то промелькнуло на лице вора, как будто он имел прямое отношение к опальным властителям. Раскар насупился, копаясь в памяти, даже поскрёб по такому случаю в буйно заросшем затылке. Наконец, морщины, выражающие мыслительный процесс, разгладились на лице варвара, и он опередил, открывшего было рот Алькора.

- Лина историю рассказывала, что отец её был принцем из Пронов. Имя вот только позабыл. Да байка всё это наверно...

Лицо Брата Истины мгновенно стало белее седины волос. Алькор заметил, как железная выдержка собеседника дала слабину, непозволительную его высокому рангу и опыту. Он резко обернулся к Раскару и почти крикнул:

- Как звали её мать?

- Э... Тарна. Да, точно!

Если варвару ещё нужны были подсказки, то я уже всё понял и догадался почему Минторс так побледнел. А вор, тем временем, низко опустил голову, закрыл глаза и едва слышно пробормотал:

- Никакая это не байка. А принца того звали Белдит.

- А ты откуда знаешь? - этого дикаря в детстве учили драться, а не думать.

- Потому что это и есть моё настоящее имя.

- Как? - варвар снова задумался. - Но ведь Лине двадцать два года. Сколько же тебе было когда...

- Семнадцать, Раскар, семнадцать лет. А теперь мне сорок, а вовсе не тридцать пять, как ты думаешь. Даже там, в вонючей яме Ордана, я не сказал тебе правду... Я придумал Алькора сразу после переворота и стал им. На что только не пойдёшь, когда в каждом городе за тобой охотится десяток убийц, - Алькор-Белдит перевёл дух, вытер пот со лба. - Чтобы выжить, я изменил себя... изменил себе. Я сжёг все вещи принца и примерил чёрные воровские одежды.

Ненавижу слушать вот такие исповеди, они предназначены для близкого друга, родственника или жреца какого-нибудь милосердного бога, но никак не для людей знакомых всего несколько часов.

- Так она скоро здесь будет. Лина пообещала, что за нами поедет.

- Её нет среди живых, - пришло время мне вступить в разговор и сделать то, что я лучше всего умею - разбить надежды.

- Как? - угольки боли на дне глаз вора.

- Не знаю, но её имя мертво, - я и сам не заметил, как достиг высшей ступени в магии жизни.

- Я должен отомстить! - варвар одним прыжком оказался в седле.

- Ты это уже сделал. Вчера, - вмешался Минторс.

- Маг?

- Да.

Алькор делает быстрый шаг к Брату Истины, хватает его за ткань рясы, притягивает к своему лицу и орёт так, что тому приходиться жмуриться. Страх. Страх покрывает лицо Брата, струиться голубыми нитями с похолодевших пальцев. Но боится он, конечно же, не за свою жизнь, а за срыв миссии. Теперь и дураку понятно, что вор наплюёт на все подачки и обещания, развернётся и уйдёт.

- Ты всё знал! И тот, Норит, тоже! Он мог бы нас предупредить ещё тогда, в таверне. Твоё Братство - сборище бессердечных и расчётливых убийц, - Алькор оттолкнул от себя Минторса и закричал не щадя голоса. - Будь ты проклят именем Бесрезена! И всё Братство Истины вместе с тобой!

Минторс поспешно сложил пальцы в замок, золотой узор его рясы загорелся белым, вокруг тела возник упругий кокон "покрова духа". Но это не помогло. Тень Безымянного проникла сквозь защиту и упала на его лицо, тяжёлый утробный хохот разнёсся эхом над равниной...

Любой ведьмак позавидовал бы той ненависти, что вложил Алькор в проклятие, и готовности, с которой откликнулся на зов Мёртворождённый. Наверняка, если б я призвал Тьму, то смог бы увидеть тощую фигуру, кутающуюся в прохудившийся плащ на холодном осеннем ветру. Этому богу с тонкими чертами лица, чёрной, словно ночь, блестящей кожей и слепыми бельмами глаз подчинялась вся ненависть, вся боль и все несчастья мира смертных. Сегодня тень его внимания, отброшенная пламенем ненависти Алькора, пала на "знающего Истину". И сильный маг не смог защититься. Теперь Минторсу недолго осталось жить: может неделю, может месяц. Его будут преследовать повальные неудачи - хорошо, если одно заклинание из десяти достигнет цели, болезни станут липнуть к нему, как дурная слава. А финал у всех один... Впрочем, даже с Мёртворождённым можно договориться - обменять свою жизнь на две чужих.

- Я предлагаю тебе корону, - кажется Минторс стал хуже соображать.

- Запихни её себе в задницу!

Алькор вскочил в седло, пришпорил лошадь и поскакал не оборачиваясь.

Если бы я мог, я бы рассмеялся. Всезнающий, а оттого почти всемогущий, Брат Истины оказался беспомощен как ребёнок. Да, немногие видели выражение растерянности на лице адепта Истины. Пряха на этот раз провела его самоуверенного бога, сплела недоступный всевидящему взору узор из узелков случайностей.

Тишину далёкого стука копыт, вечерней песни птиц и лёгкого шума ветра разорвал грохот снежной лавины:

- Гром! - взревел Раскар и выхватил из ножен клинок.

В тот миг я успел подумать, что из разрубленного надвое тела хорошего зомби не получиться. Но варвар и не собирался убивать Минторса. По крайней мере, сейчас. Он метнул свой меч вверх, так, что тот скрылся из виду. Раскар приклонил колено и в тот же миг с чистого, уже темнеющего, неба ударила молния. Для меня мир перевернулся, превратился в типографское клеше - белый поменялся с чёрным. Брат Истины закрылся от вспышки рукой, а варвар даже не моргнул.

Перед Раскаром стоял Гром собственной персоной. Закатные лучи лили кровь светила на звенья серебряной кольчуги, на такую же серебряную бороду и волосы, на каменное лицо и жёсткие глаза. Широкий кожаный пояс оттягивали увесистые символы власти: слева - ножны с мечом, справа - кузнечный молот.

- Отец! - варвар требовал внимания, требовал ответа. Но бог войны прощал своим сыновьям многое.

- Да, сын мой.

- Что мне делать, отец? Из-за этого человека, - воин указал на Минторса, - погибла моя женщина и дочь моего друга.

- Ты называешь другом солгавшего тебе?

Гром уходил от ответа. Самый прямолинейный из бессмертных заговаривал зубы своему верному почитателю, своему сыну. Для такого действительно должны были найтись серьёзные причины.

- Его предали!

- Это только оправдание.

- Так что делать мне?! - кричал Раскар глядя снизу вверх, в лицо своего бога.

- Помоги им, иначе люди падут от оружия тэгов.

- Кланы сокрушат любого врага!

- Без моей помощи - нет. А в борьбе против дракона я помочь не смогу. Ты должен идти с ними.

- Хорошо, отец, - выдохнул варвар.

Гром возложил руки на плечи своего сына и заговорил, вселяя в воина уверенность и силу пойти против совести. Ему должно быть гораздо труднее чем мне.

- Пусть твоя рука сжимающая меч будет крепка, а дух твёрд. Пусть враги падут под твоими ударами и окропят кровью поле брани. Пусть их тела рвёт вороньё и жрут черви, а тебе достанется корона победителя. Пусть клинки поют песнь славы...

Гром исчез. На его месте из оплавленной молнией земли торчал меч Раскара. От тлеющей травы шёл дым. Солнце скрылось за холмом. Исчезли тени.

Я создал заново "зрение духа", краски вернулись на места. Чёрное стало чёрным, а белое - белым. С такой же лёгкостью боги меняют Тьму со Светом, правду с ложью. Но боги делают только то, что нужно людям. Не больше и не меньше.

Раскар поднялся, вытащил меч, оббил ногой прикипевшие к стали песчинки и отправил клинок в ножны. Он повернулся ко мне, старательно игнорируя Минторса, и сказал:

- Я пойду с тобой, мертвец.

Сейчас я бы кивнул. Невозможность такого простого и естественного жеста меня разозлила больше чем неспособность ходить и дышать. Привычка оказалась дороже чем инстинкты. Это и понятно, ведь привычку я приобрёл сам, а инстинкты получил вместе с жизнью. И тут я понял, чего хочу, и чего ждёт от меня Братство Истины.

- Минторс, ты знаешь, что мне нужно.

Брат кивнул, набросил на голову капюшон и направился в город, ведя под узды лошадь. Сквозь листву проступали светлые прямоугольники окон. На башне ратуши ударили в колокол, отделяя ночь от дня...

- Куда это он?

- Полагаю, в лавку бальзамировщика.

- Ты что из кого-то мумию собрался сделать?

- Да. Из себя...

Нерха в Кавине не оказалось совсем. Но Хаос открыл новые пути.

Я прошёл сквозь мёртвую лошадь. Её плоть превратилась в мокрую глину из какой Зорат вылепил первого человека. Она медленно стекала вниз, заполняя сосуд моего духа, принимая форму человека. Остатки массы бесцельно опали на землю. От лошади остался скелет, а я вновь получил тело. Кожа обрела цвет и структуру, появились даже волосы. Тело было как живое. Только оно уже начало разлагаться. И даже если я начну дышать и заставлю сердце биться, кровь загустеет а органы превратятся в гной. Жизнь слишком сложна для магии, даже для Хаоса.

Я начал избавляться от всего лишнего.

Самое ненужное и недолговечное - глаза. Их я выколол обычным кинжалом, потом очистил глазницы специальным скребком и подравнял края. Отрезал носовой хрящ и уши. Небольшим крючком на длинной ручке удалил часть мозга через нос, остатки растворил особым снадобьем и просто вылил. Дошла очередь до половых органов, а затем и до внутренних. Через разрез в паху я извлёк всю требуху, иногда просовывая руку внутрь почти по локоть. Кишки, желудок, почки, печень, лёгкие, сердце, разнообразные желёзы и пузыри, кровеносные сосуды, мышечная плёнка диафрагмы - весь этот лишний хлам остался кормить насекомых под одним из деревьев. Я сохранил только часть пищевода, завязав его конец узлом.

Обработав все полости снадобьями и благовониями, я забил их подготовленными как раз для такой цели тряпками. Потом зашил свой живот и проглотил камень Фарина. Он оказался на том месте, где когда-то было сердце. Я запихал в горло, словно пробку, ещё кусок полотна и отрезал язык - чтоб не мешал. Затем зашил рот и удалил из тела почти всю воду при помощи магии тела.

Осталось обработать кожу и завернуть всё тело в грубые полотняные бинты смоченные растительным клеем. Когда и эта процедура завершилась, я снова подсушился, на этот раз магией огня.

В завершении - одежда. На руки - перчатки, на ноги - сапоги, не совсем красивые и не совсем моего размера, зато прочные и с высоким голенищем. Привычная чёрная ряса скрывающая тело и лицо - лучшее средство от любопытных глаз.

Начало светать. Свет неба поглотил свет звёзд, будто прилив - мелкие заводи. Воскресало умершее вчера на закате солнце. Воскресну ли когда-нибудь я?

Что же это такое! Несчастье за несчастьем, горе за горем. Вчера только похоронили того актёра, Миспра, и война стоит на пороге. Чем же я так Тал не угодил?

Свея наотрез отказалась уезжать, даже когда я ей приказал. Молодые не боятся войны, они думают, что это развлечение, игра, спорт наподобие кулачных боёв или дуэлей. Они слишком дёшево ценят жизнь, потому что им не приходилось выбирать между жизнью своей и жизнью друга, они не испытывали укоризненного взгляда вдовы, не ступали по пеплу сожжённых деревень и не хоронили в неглубоких могилах окоченевшие тела своих товарищей. Старик Фесто тоже когда-то был молодым...

На неё слишком сильно подействовала та глупая смерть. Жрица Олан сказала, что он отдал кому-то свою жизнь. Добровольно. Не верю я во всё это. Не может человек просто отдать жизнь. Его заставили, обхитрили, столкнули со скалы отчаянья. Слово, сказанное вовремя, может убить вернее отравленного кинжала. И всегда найдутся негодяи, готовые воспользоваться чужим несчастьем.

Свея сидела у окна и глядела на опустевшие улицы. Город готовился к войне. Никаких оборонительных сооружений здесь не имелось, и все здравомыслящие жители уже погрузили на телеги свои пожитки и двинулись к острию Клыка, в тупик континента. Здешний бургомистр оказался образцом подражания для каждого труса. Этот жирный боров первым унёс ноги из Кавина, оставив город на разграбление вражеской армии, мародёрам и страху. Какое там ополчение...

- Я никуда не поеду, - дочь даже не обернулась. - Зачем?

Не слишком ли много апатии для неполных семнадцати лет? В её возрасте я был наивным мальчишкой, по уши напичканным сказками о чести, гордости и славе. Тогда отец подарил мне настоящий взрослый меч с выбитыми вдоль кровостока словами: "сталь - стяжательница славы". Я спал и видел, как веду под венец принцессу. Я учился этикету и танцам, посещал балы. Я играл в войну со сверстниками. А потом война сыграла со мной.

- Ты ещё молода, тебе нужно жить, - я подошёл и положил ладони ей на плечи. - Наш род не должен прерваться.

- Я не хочу. Это я... я убила Миспра.

- Нет, не ты! Слышишь?! - я сжал пальцы и легонько встряхнул Свею. Завитки рыжих волос рассыпались по лбу и щекам.

- Я захотела с ним поиграть, проверить, - она не обращала на меня внимания, глаза упрямо смотрели в серое стекло.

Я поднял её со стула, повернул к себе лицом. Отсутствующий взгляд и глаза полные слёз. Свея не замечала меня.

- Откуда я могла знать, что он так быстро решиться? Я шла на спектакль, чтоб извиниться, но его там не оказалось. Всё стало понятно...

- Свея! - я кричал, перекрывая её невнятное бормотание, тряс за плечи.

- Но я опоздала...

Другого выхода не было, и я влепил своей дочери полновесную пощёчину. Свея замолчала. Секунду она непонимающе смотрела на меня - на щеке обозначился след ладони, - и боль излилась в слезах. Она дрожала словно от холода, всхлипывала, а я обнял её, старался успокоить, шептал всякую чепуху. Что может быть хуже для родителя, чем слёзы его ребёнка?

А за окном начинался дождь. Редкие тяжёлые капли разбивались о камни мостовой, барабанили по крышам, срывали пожелтевшие листья с ветвей. Песня воды и ветра. Моя последняя песня.

- Подай, пожалуйста, соль... Спасибо.

Свея ела без аппетита - просто чтоб избавиться от голода. Она уже пришла в себя и успокоилась. Привычный обеденный ритуал уговаривал, что ничего страшного не произошло.

- Папа, сколько у нас есть болтов к большому арбалету? - холодный расчётливый незнакомый голос.

- Два десятка, не меньше.

- Хорошо.

Ничего хорошего. Профессиональный стрелок успеет выстрелить раза три-четыре, прежде чем до него доберутся. Что уж говорить о тебе, девочка.

- Я знаю: у тебя было немного яду... Мне не хочется попасть в плен.

Комок подкатил к горлу, похолодели пальцы. Я едва не упал на колени и не разрыдался перед ней. В другой ситуации могло бы показаться, что она издевается, мучает отца такими словами, и эта совершенно дикая, неуместная, лживая мысль удержала меня.

- Да, где-то был... - собственный голос показался чужим.

Сижу и смотрю, как моя дочь готовиться к смерти, спрашивает совета, интересуется "будет ли больно". А я ей отвечаю. Нет, не я, а кто-то другой, жестокий и холодный как осенний дождь. Он поселился в моём теле, завладел моими воспоминаниями. Он говорит ей о смерти, о том как нужно убивать, о том что делать со страхом когда он появится.

Веки Свеи опускаются, тело замирает в кресле как завядший цветок. Звон разбитого бокала. Только тихое дыхание и далёкий шёпот сладкого сна.

- Прости, девочка. По-другому я не могу, я не могу отдать тебя им.

Я подошёл, погладил её по лицу, смахнул нечаянную слезинку.

- Ты у меня красавица. В такую каждый влюбится. Пойдём.

Взял Свею на руки и понёс вниз к конюшне, к подготовленному экипажу.

- Я не могу позволить тебе остаться. Что бы ты ни говорила и не думала сейчас, потом ты поймёшь, что так было нужно. Прощай.

Небо плачет дождём, как там, на полях Даггора много лет назад. И снова придётся скрещивать мечи с катэрскими солдатами, снова придётся втаптывать в грязь друзей и врагов, снова придётся получать раны и ждать смерти. Кошмары всегда повторяются.

Сюда, в огороженный каменной стеной двор купеческого дома, пришли люди, которые решили умереть с оружием в руках. Это такие же старики как и я, люди каким нечего терять кроме чести, той чести, что заставила их потерять всё остальное. Бывший начальник городской стражи, разорившийся торговец, два дезертировавших меритарских матроса, потерявшие дом, и, даже, каменотёс с ближайшего кладбища, служивший когда-то в армии. А ещё - я, безземельный барон чужого королевства. Компания, достойная дома для душевнобольных.

Я не осуждаю Пранта. Растрачивать армию на защиту таких маленьких и бесполезных городков глупо. Молниеносный захват Меритара говорит о том, что тэгская армия сильна как никогда. Готтингу не справиться с ней в одиночку, необходимо выиграть время на создание коалиции, поиск союзников. Даггор присоединиться в любом случае, для него это больной вопрос - слишком часты конфликты с Империей Катэр и свежа память о последней войне. Возможно, Торговый Союз попытается организовать морскую блокаду завоевателей, это было бы уже половиной победы. Сложнее с южными странами. Они думают, что тэги остановятся, что угроза не доберётся до них, и это верный путь к поражению. Лоскутный Нилод вряд ли сможет что-то решить, хотя некоторые княжества весьма сильны, например, Орден Вселенной и Рыцарский Орден Раздвоенного Клинка. Последний шанс - Северные Кланы, но они сдвинуться с места, лишь когда полностью вымрет кто-нибудь из их тотемов.

И чего это меня так заботят судьбы мира, если я не доживу до следующего утра? Мне бы унести с собой в могилу одного-двух врагов, и то хорошо. Это всё из-за Свеи, из-за моей единственной дочери, последней из рода Гренсгар. Ей жить, ей продолжать жизнь.

Я уже однажды плюнул в лицо своим гордым предкам, когда два года назад продал фамильные земли, родовое имение и память. И пусть эти шакалы - мои соседи, думают, что они меня выжили, что победили старика Фесто. Пусть. Их гордость настолько мала, что без таких подачек просто подохнет с голоду. Пусть имя Зальмы не марают их грязные слова, пусть её смерть будет лишь моей потерей и потерей Свеи, а не их счастьем и поводом для насмешек.

Жена умерла и вместе с ней умерла половина меня. А в старом доме каждая деталь напоминала о ней. Слышался скрип ступеней под её ногами, мерещился знакомый силуэт в тени тяжёлых гардин. Весь дом стал одной сплошной болью. И я уехал подальше от прошлого.

Сейчас я не отступлю ни на шаг. Я слишком стар, чтобы спасать жизнь, поступившись принципами, и слишком молод, чтоб отдать её дёшево.

Завесу дождя разрывают пять всадников. Они скачут в город и видят перед собой опустевшие улицы и забитые досками окна домов. Мы стреляем все вместе. Двое падают, остальные прижимаются к спинам коней и прибавляют скорости. Времени на перезарядку арбалета почти не остаётся, и я берусь за дротик. Каменотёс же ловко управляется со своим длинным луком. Он успевает достать ещё одного врага и убить скакуна под другим. Мой дротик попадает в грудь последней лошади, но солдат успевает вовремя соскочить. Как раз под алебарду начальника стражи. Болт торговца и стрела каменотёса завершают первый бой.

Шлепки капель по плечам, барабанная дробь по стали шлема, боевой рёв пехотинцев, спешащих на штурм нашей жалкой крепости. Два или, даже, три десятка тэгов с ненавистью в глазах. Скрежет клинка покидающего ножны. Сталь снова напьётся крови.

Первым упал в грязь длинный лук с порванной тетивой, потом - две короткие абордажные сабли и массивная алебарда. Как ни странно, дольше всех держался торговец. Но и его булава легла в гостеприимную землю. Только мой меч продолжал рубить дождевые струи и жёсткие взгляды. Я знал, что останусь последним с самого начала. Альда позволяет человеку увидеть свою судьбу, когда его время на исходе. И теперь я смог понять, что это ещё не всё.

Я пятился в покинутый дом, отражая выпады врагов. Проход был слишком узок, и они не могли атаковать даже вдвоём. Под ноги попадалась разбросанная мебель, забытые вещи, разбитая в спешке посуда. Солдаты сменяли друг друга, а мои силы иссякали. Где-то за спиной звякнуло стекло. Сейчас они влезут в окно и зайдут сзади. Ждать осталось недолго.

Я бросил прощальный взгляд на улицу и подавился собственным вдохом. На площади стояла моя карета, а с козел сбиралась моя Свея. Она успела придти в себя, справиться со слугой и кучером, развернуть экипаж и вернуться в Кавин. Чтобы здесь умереть.

За что?! За что мне такое наказание? Почему судьба так ко мне жестока? Почему моя единственная дочь не захотела жить?

Секунда длилась гораздо дольше обычного, и тэги не успели мне помешать. Я закричал: "Свея!", - и прыгнул в окно. Увязая в раскисшей земле и путаясь в голых ветвях кустов, я побежал к ней, крича и размахивая руками. Я больше всего желал, чтоб она бежала, вскочила в седло и унеслась как можно дальше отсюда, туда, где в воздухе не свистит смерть. Но она не поняла, или не захотела понять. Свея подбежала к ближайшему трупу тэга и взяла его меч. Он был слишком тяжёл и велик для неё. Она едва могла оторвать его от земли обеими руками. Но она шла. Моя дочь шла умирать.

Арбалетный болт попал в спину и подтолкнул её вперёд, окровавленный наконечник показался из груди. Свея остановилась, лязгнул о мостовую меч. Взгляд. Почти детская обида, прощание и прощение. Всё было в этом взгляде, вся её жизнь. Тело осело на мокрые камни нереально плавно, как будто тополиный пух в безветренный солнечный день...

Я кричал так, как не кричал никогда, я рыдал, и небо лило слёзы вместе со мной, я бежал, и ничто не могло меня остановить. У меня была цель размером с весь этот мир, цель важнее всего этого мира. Солдаты преградили мне дорогу. Ненависть, злоба и ярость свернулись в мозгу крошечной шаровой молнией. Никогда в жизни я так не сражался. Кровавая пелена встала перед глазами, на тело сыпались удары, кровь заливала повреждённую броню.

Пик схватки, апогей боли. И наступает спокойствие посреди ада, боль отступает, кровавый туман сменяется обычной дождливой серостью. Остаётся только ненависть, холодная как айсберги северных морей. Тело послушно и неутомимо как много лет назад, каждый удар несёт смерть, а каждый взгляд вселяет ужас.

И когда не остаётся клинков направленных в мою сторону, я опускаюсь на землю рядом со Свеей. Я беру её голову в свои ладони, баюкаю, глажу намокшие непослушные волосы. Дождевые капли разбиваются на широко раскрытых изумрудных глазах, в губы льётся прозрачное холодное вино. Лицо спокойно и чисто как у новорожденной.

Я хочу снова заплакать, но почему-то не получается. Я хочу склонить над телом голову, но мне мешает стрела, торчащая из шеи...

Он не понимал что с ним происходит, он не мог найти объяснения. Он видел свои смертельные раны, он не чувствовал боли, он не слышал биения сердца. Но он ещё видел, слышал и дышал... по привычке.

Иногда такое случается, иногда люди умирают не до конца. Иногда что-то заставляет душу остаться в теле, когда уходит жизнь. В Ордене Обсидиановой Звезды таких как он называли спонтанной нежитью.

Он гладит по голове девушку. Она мертва. Нити духа дрожат в холодном ветре его горя. Из-за неё этот человек ещё не ушёл. Её жизнь была для него много дороже собственной и он даже не заметил как успел умереть. Он в одиночку смог перебить два десятка тэгских воинов, и при этом не получить ни одного достаточно серьёзного для мертвеца повреждения. Но для живого их хватило с лихвой: стрела в шее и две в груди, проломленный череп, огромная потеря крови. Я даже вспомнил что такое сочувствие и уважение.

Я почувствовал жар. Но ведь я не мог чувствовать обычного тепла, потому как не создавал "осязания духа". Я мог чувствовать только близость жизни и близость смерти, жизнь - это тепло, а смерть - холод. И ничего больше. А сейчас мне показалось, что промокший опустевший город превратился в огромную печь. Я призвал Тьму, и она охотно приняла моё приглашение.

Олан стояла за спиной девушки. Нет, не той, что безвольно застыла в руках мужчины, а той, что сидела рядом, смотрела на своё тело и медленно осознавала свою смерть. Она пыталась заговорить с мертвецом, она называла его отцом и просила прощения. Она хотела прикоснуться к его плечу, но её ладонь прошла сквозь тело. Материя и душа лежат на таком же удалении как земля и небо.

Олан наклоняется и шепчет ей на ухо - приглашает пойти с ней. Она оборачивается, падает на колени, хватается за руки богини и просит, умоляет вернуть её назад. Олан отводит глаза, мастерски показывает сожаление, гладит девушку по пушистым волосам и говорит, что не в силах ей помочь. "Дарящая жизнь" лжёт. Ей ничего не стоит вернуть несчастной жизнь и восстановить тело. Но она придумала себе правило - не помогать мёртвым. То ли из-за извечной вражды с Культой, то ли из-за нежелания терять души. А боги своих законов не нарушают.

- Он мёртв? - подал голос варвар, о котором я уже успел позабыть.

- Да.

- Ненавижу зомби! - Раскар схватился за рукоять меча. Он бы и меня на куски порубил, дай ему волю.

- Он не зомби.

- Но ведь он мёртвый?!

- Душа осталась в теле. Он такой же человек как и я. Он мыслит, испытывает страх и радость, он осознаёт себя человеком. А это главное.

- Он смердит как куча навоза. Он умер, и должен быть погребён. Я ему помогу, - варвар спешился и достал из ножен клинок.

- Остановись! Он же ничем тебе не мешает.

Раскар обернулся, сверкнул глазами, ткнул в меня пальцем и прокричал, брызгая гневом:

- Заткнись, гнилой скелет! Мне больше всего мешаешь ты, и видит Гром, если бы не его слово... - варвар замотал головой, зарычал и, плюнув в мою сторону, бросился к мертвецу.

Побелевшие губы перестали напевать колыбельную и сомкнулись, как смыкаются в последний раз веки. Он бережно опустил тело на мостовую и поднялся, взяв в руки меч. Его дочь глядела на рвущего глотку в боевом кличе варвара с ужасом, а Олан - с равнодушием. Исход схватки для богини был безразличен.

Клинки встретились и бросили тяжёлое эхо на серые стены домов. Глухой лязг тяжёлых мечей, выпады и замахи, блоки и контрудары. Яростный рык Раскара и ледяной немигающий взгляд мертвеца. Они были достойны друг друга. Молодость и опыт, мощь и умение.

Меч варвара оказался на ладонь погружён в живот мертвеца, но тот только перехватил его руку, вывернул, и подставил голову Раскара под удар. За тот краткий миг, пока отточенное лезвие приближалось к виску варвара, он успел испугаться, а я успел многое обдумать.

Мертвец дрался явно лучше Раскара, к тому же с ним я всегда мог договориться. А этот безумный варвар едва сдерживает себя. Многое говорило в пользу того, чтоб заменить живого попутчика на мёртвого. Вот только Раскар обладал ментальной защитой, полной неуязвимостью к обычной магии, а была ли она у мертвеца я не знал. Ведь дракон сразу же сожжёт того, кто не сумеет защититься, а так воин сможет продержаться чуть подольше. В конце концов, я решил проверить устойчивость мертвеца к магии и решить две проблемы за один раз. Если он окажется неуязвим, то я не смогу остановить удар, а если он не устоит, то Раскар мне нужен. В любом случае нужно действовать.

Я обернул клинок в упругую воздушную оболочку и замедлил его полёт. Получилось. Варвар получил по голове удар воздушной дубиной и потерял сознание, а мертвец доказал мне свою бесполезность.

Раскар очнулся, открыл глаза, сел на корточки и обхватил голову руками.

- Где он?

- Ушёл.

Двухэтажный каменный дом пылал как стог сена, словно дождь только помогал пожару. Обрывки теней скользили по мостовой, умирали и рождались вновь. А в доме сгорало тело Свеи. Фесто попросил меня о последнем одолжении, и я выполнил его просьбу. Свея не смогла бросить отца, а он не смог смириться со смертью дочери. Олан отказала Свее, а Свея отказала Олан...

В рукоять меча Фесто был инкрустирован прекрасный бриллиант, как раз подходящего размера. И я помог душе Свеи перейти в него. Они сами так решили, решили быть вместе, пока кто-нибудь не захочет отдать им свою жизнь. Фесто так сильно желал вернуть своей дочери жизнь, что собственная смерть не стала для него преградой.

- Мне сейчас... приснилась, - варвар с трудом подбирал слова, - Альда. Она гобелен ткала. На нём крепость была на скале, сад большой, весь в жёлтых листьях и чистое голубое небо.

- Каменное Сердце.

- Что?

- Цитадель Торгового Союза Каменное Сердце, то место, куда мы направляемся.

- И камень Фарина там хранился и дракон там поселился. Что же это за место?

- Нужно было у Минторса спросить.

- А если Пряха мою нить срезает, значит умру скоро?

- Да, - я никогда не лгу в вопросах, связанных со смертью, особенно, когда речь идёт о видениях с Альдой. Ведь и мне "снилась" Альда, и в её руках тоже были ножницы. Тогда от объятой пламенем чёрной звезды не осталось ни одной нити...

- Жаль... - Раскара, казалось, совсем не впечатлило известие о своей скорой гибели. Он вернул меч в ножны и стоял, задумчиво разглядывая танец огненных крыльев.

- Жаль ту женщину, красивая она была и смелая... А что с Алькором стало, жив он ещё?

Я прислушался к имени. Алькор. Нет, ничего, ни тепла, ни холода, ни жизни, ни смерти. А если Белдит? То же самое. Похоже, бывший вор так был далёк от обоих своих имён, что они не срослись с его духом. Сперва он притворялся принцем, а потом - вором. Одно из двух: либо он жив, либо мёртв.

- Не знаю. У него было слишком много имён.

- Жаль... Спасибо, что жизнь мне спас, - варвар произнёс благодарность не оборачиваясь, явно стыдясь своей от меня зависимости. Вот уж не подумал бы, что такой здоровенный воин может настолько чего-то стесняться, чтобы прятать признание в пустом разговоре. Хотя, ведь совсем недавно он сам на меня едва с мечом не набросился.

Я промолчал, но по привычке кивнул. И Раскару этого оказалось достаточно, будто он видел затылком. Он обернулся, поднял с земли свой промокший плащ и проговорил совершенно другим, решительным и уверенным голосом:

- Поехали отсюда, мертвец. Нам надо спешить.

Он знает, что погибнет в схватке с драконом, но всё равно на неё идёт. Он боится не смерти, а опоздания к ней. Что им движет? Честь, верность Грому или жажда славы?

- Поехали. Я хочу побыстрей вспороть брюхо этой ящерице.

Ненависть?

- Тогда расчехляй свой меч, варвар, у тебя есть шанс заточить его о чешую тэгов.

Сквозь дождь проступали тени солдат, уставшие, но готовые драться и умирать. Несколько сотен, может быть - тысяча. Впереди на мохнатой белой лошади ехал серебряный командир, в окружении десятка телохранителей и шестёрки магов.

Раскар взглянул в сторону врага, а потом молча и очень медленно потянул из ножен меч.

- Их много, - только и сказал варвар, снова сбрасывая с плеч свой плащ.

- Нас тоже немало.

Я охватил взглядом все трупы, устилавшие улицу. Тридцать четыре, пятеро из них - люди. И молочно-белые нити духа медленно колышутся над телами, словно водоросли в стоячей воде. Я протянул руки и, не вылезая из седла, прикоснулся к прохладным нитям. Я сплетал узлы и петли, вил жгуты и сети. А в каждом узле, в каждом элементе сложного узора была моя мысль, мой приказ и мой опыт.

Они встали все одновременно, тридцать четыре окровавленных и промокших мертвеца. Они одновременно подняли своё оружие и сбились в кучу перед Раскаром. А он посмотрел на меня со смесью обиды и просьбы. Его кодекс чести требовал к ожившим трупам одного лишь презрения.

- Они не струсят и не предадут, они не обезумеют от боли и не свалятся с ног от усталости, они будут драться до конца. Веди их в бой, воин, - так бы сказал Гром на моём месте. И эти слова подействовали.

На мгновение в глазах варвара отразилась мучительная борьба с собой и своими предрассудками, а потом он вскочил в седло, вскинул Меч Клана над головой и одним взмахом разрубил влажный шорох дождя:

- Гром!

Ему в ответ послышался призыв горна и тяжёлый топот боевых барабанов. Вперёд выступили пешие латники, укрыв от чужих глаз командира со свитой. Строй стал изгибаться полумесяцем, лишая шанса на заход с тыла. Конные отряды ринулись вперёд, отсекая фланги... В молодости я некоторое время прослужил в армии.

Раскар пришпорил лошадь, и подковы застучали о камни. Зомби не отставали ни на шаг.

Открыть сотню каналов земли над головами солдат оказалось совсем не трудно - сила Фарина текла по иссохшим сосудам моей мумии. Из нитей земли я лепил камни и бросал их вниз. А они разбивались о ментальную защиту некоторых воинов и об "воздушный щит", раскинутый магами. Потом яркая вспышка подожгла небо, за четырьмя рядами пехотинцев облитая светом фигура скорчилась в приступе жестокой эйфории и упала с лошади. Полупрозрачный как утренний туман "покров света" укрыл войско от моей магии.

"Молот тьмы" мог бы разбить и "покров света" и "воздушный щит", но он ничего не смог бы поделать с ментальной защитой. И я сразу обратился к Хаосу. Я просто сказал летящим с неба валунам, что вся защита вражеского войска для них не станет преградой, что они достигнут цели. И они поверили...

"Каменный дождь" переплетался с обыкновенным холодным осенним дождём и сыпал смерть с низкого серого, словно зола неба. Клинок Раскара рассекал тела врагов и пил горячую кровь умирающей плоти. Зомби вгрызались в строй, как голодные псы в ослабевшую добычу. Спасения не было.

Дракон знает, что мы к нему идём. Он знает и то, что я овладел Хаосом, и что камень Фарина со мной, и что Раскар неуязвим для обычной магии. Он всё знает. Но едва ли он решиться напасть на нас сам - он не такой дурак, чтоб покидать отлично укреплённую крепость и уменьшать собственные шансы. Он будет ждать нас. Пусть. Мы придём. Возможно мы погибнем, но и его труп ляжет рядом с нашими. Это судьба, это рок. Неизбежность...

Они думали, что смогут испугать Шаспера. Ха! И не такие пугали.

Этот тщедушный монах где-то дознался о моей тайне, и решил взяться за шантаж. Пройдоха! Нет, не верю я в их этого таинственного бога, даже имени которого простые смертные не знают. Не верю. Ну, не может он всё знать! Они просто придумали себе этого самозванца и прикрываются им, как индульгенцией. А все свои "высшие знания" достают, как и все остальные - через шпионаж, подкуп, магию наконец. Просто получается это у них лучше. Как говаривал один мой прошлый приятель: "Если тайну знают двое, то это уже не тайна". Вот так они и узнали про моё лихое прошлое.

Семь лет уже прошло, а всё не вериться, что жив остался, да ещё и в барыше.

Третий год пошёл, как я в шайке Тизара оказался, а уже его правой рукой был. Просто мои походы приносили больше добычи и меньше потерь. Как сейчас посмотришь на то время, так диву даёшься, каким я тогда безрассудным был и жадным. С тех пор я, конечно, сильно поостыл, но вот падкость на золотишко никуда не делась, иначе ехал бы я сейчас совсем в другую сторону.

Ведь это моя идея была перебраться поближе к столице, в "серые леса". Возросла добыча, но возрос и риск. Обыватели думали, что рядом с Орданом им ничего не угрожает, что королевская стража их бережёт. Неплохо мы тогда повеселились. Помещики, которые из окон усадьбы могли наблюдать башни столицы, не хотели верить, что их пришли грабить какие-то там лесные разбойники. А какие жирные купцы попадались на дорогах! За три месяца мы добыли больше, чем за прошлые три года.

Конечно на нас устраивали облавы. Как-то целый полк принялся прочёсывать леса, не побрезговали и ближайшим болотом. Но нашли они только остывшие кострища да пустые шалаши. Тизар щедро платил шпионам воровской гильдии и осведомителям в страже.

Тогда к нам и попал этот варвар, Раскар. Пришёл..., да что там - приполз, весь израненный на лошади королевского кавалериста. Я тогда "на деле" был, так что не знаю, как у них там всё вышло, но когда мы вернулись, то он уже сам мог к отхожему месту добраться. А Дара от него ни на шаг не отходила. Я тогда сразу понял - пропала девка. Тизар её пару раз высек, а варвара собственноручно прирезать грозился. Он-то хотел выдать дочьку за какого-нибудь истратившегося барона, чтоб она титул получила, а потом по-тихому вдовушкой молодой сделать. Всегда разбойники хотят в люди выбиться...

Но Раскар оказался парнем что надо. Кроме того, что он стал лучшим бойцом в отряде и был не дурак выпить, так он ещё имел зуб на самого Донкара. А ничто так не сближает людей, как общие враги. Вобщем после пары тройки удачных походов он сделался в банде уважаемым человеком. А когда жизнь Тизару спас, так и вовсе на моё место претендовать стал.

Но потом варвар сбежал и Дару с собой прихватил. Тизар был в бешенстве. Он рвал и метал. Заснувшего на посту караульного даже подвесил вниз головой и в стрельбе из лука на нём практиковался. И погоню он послал и осведомителям указания дал, но ничего не помогло. А через четыре дня пришёл конец всей банде.

Той ночью мне не спалось, и я решил поразвлечься с Ганой - нашей шлюшкой, а заодно и поварихой. Но из её шалаша уже слышались стоны, и я побрёл к реке, чтоб помочиться и полюбоваться на звёзды. А когда я вернулся, в лагере пировала смерть...

От шалаша к шалашу рыскали бесшумные четвероногие тени, забегали внутрь, выходили и направлялись к следующему. Труп часового с перегрызенным горлом лежал прямо в костре. Я стоял и смотрел. Это были волки. Они не издавали ни звука, они не боялись огня, они не были голодны. Они просто убивали.

В полосу лунного света вошёл человек, и серебро осело на сером мехе его плаща. В одной его руке был суковатый посох, а в другой - длинный прямой нож. Он шёл и осматривал бойню, пару раз нагнулся и добил раненых. А потом он увидел меня. Он указал на меня посохом и рассёк ножом прохладный ночной воздух.

Никогда в жизни я так быстро не бегал, да и не плавал тоже. Насилу ноги унёс. До сих пор в холодный пот бросает, как вспомню тот очерченный луной силуэт и зелёные зрачки волков.

Вот так и умер Тизар-разбойник и ещё полсотни бравых молодцев из его отряда. Остался только я. Сам Тизар думал, что надёжно спрятал свои богатства, но я-то тоже заприметил то дуплистое дерево, и позже вернулся за золотишком.

А потом я нашёл мага, который слыл большим специалистом в изменении внешности. Над одной престарелой графиней он так потрудился, что та стала выглядеть вдвое моложе собственной дочери. Сперва он отпирался, говорил, что, дескать, он ничем противозаконным заниматься не желает. Но когда я показал ему парочку крупных брилиантов его отношение сразу-же изменилось. Нет людей, которые не продаются, просто каждый свою цену имеет.

Целую неделю он меня мурыжил, то дерьмом каким-то облепливал, то чуть ли не кожу сдирал. Но зато потом я стал совсем другим человеком. Снаружи. Я заимел солидное купеческое брюшко и потерял волосы, а в лицо меня бы и мать родная не узнала. Земля ей пухом...

Вот так и превратился лесной разбойник Демир в трактирщика Шаспера. Но между этими двумя людьми не должно было быть никакой связи. И тут я, наверно, допустил ошибку. Сам маг и все его слуги скоропостижно скончались, а дом сгорел. Но, видимо, этого оказалось мало, иначе откуда этот монах правду узнал. Чтоб ему провалиться!

И Раскар меня не узнал, когда в "Три дороги" пришёл. И Алькор не узнал. Бедняга... И с чего это он удавиться решил? Обчистил сокровищницу Торгового Союза, и вдруг... Вот до чего доводит доверие к Братству Истины.

- Н-но, мёртвая! Пошла! - совсем плохая стала кобыла. Ей бы по-хорошему давно пора собак кормить. Так ведь нет, экономил, нагружал старушку, вместо того, чтоб молодую купить. Скряга. Теперь, чего доброго, издохнет по-дороге, и что тогда делать?

Ещё погода эта противная. На небе тучи сплошные и дождь уже второй день не прекращается. Мелкий, холодный. В такую погоду умирать хорошо. Или попивать горячее аркурское, сидя напротив камина. Да, последнее намного приятней.

Великий Зорат! Что здесь произошло?!

Будто снова на войну вернулся, когда боевые маги работали в связке с элитной гвардией. Сотни полторы тэгских трупов и не одного человеческого. Некоторые обожжены или смяты в лепёшку магией, другие разрублены на части не то мечом, не то секирой. Сделать такое смогли бы три-четыре хороших мага и десятка три солдат, очень хороших солдат. Если, конечно, они не забрали трупы своих.

Весёленькие дела. Выходит - тэги уже и до Торгового Союза добрались. Значит зря я пёрся в такую даль, зря на удачу понадеялся... А, может, и нет. Не так-то просто Каменное Сердце взять, всё-таки оно неприступным считается. Сожгут единственный мост - и всё, никак к стенам не подобраться.

Проклятье! Да это же "чёрные повязки"! На них вообще магия действовать не должна, а в фехтовании они дадут фору любому даггорскому мастеру. Но вот они лежат сдесь все мёртвые. Нет, не все. Один ещё жив. Он зажимает ладонью обрубок своей левой руки, глядит прямо в небо и ловит ртом сырой воздух.

- Тпру, старая! - я остановил телегу и нагнулся, слушая шёпот умирающего.

- Мертвец... Мертвец и воин... Повелитель в опасности... - он закашлялся, при этом из культи фонтаном брызнула кровь. - Мертвец и воин... - он меня не замечал - только серое небо и чёрный крест парящего ворона.

Какой ещё мертвец, какой воин? Причём тут его император? Бредит бедняга. Бедняга... А, может, этот самый бедняга лет тридцать назад жёг моё родное село, пока я с копьём в руках герцогский замок защищал. Может это из-за этого "бедняги" у меня не осталось родных. Может это из-за него я постоял на пепелище, да и побрёл на большую дорогу добывать себе счастье ножом и топором...

Все, кто прошёл ту войну, ненавидят тэгов и готовы при первой встрече перегрызть глотку любому из них. И у меня сейчас сжимаются челюсти и потеют ладони. Но нужно отдать должное тэгам - они никогда излишне не издевались над побеждёнными, они всегда добивали раненых. Почему бы мне не сделать того же для него? Да, я его ненавижу. Но ненависть эта стоит на уважении. Вообще, ненавидеть по-настоящему можно только того, кого уважаешь.

- Мертвец и воин... Мертвец и воин...

- Да, воин, теперь ты мертвец.

Мой широкий нож мало походил на кинжал милосердия, и пробить чешуйчатую грудь не получилось бы. Я просто перерезал ему горло. Кровь толчками лилась на землю и расплывалась по грязи. Он замолчал. И за всё то время, пока его глаза стекленели, тэг так и не взглянул на меня - только мрачное небо и вестник смерти под крышей облаков.

- А ты что здесь делаешь, трактирщик? - Раскар был немало удивлён встрече с этим пожилым полным человеком.

- Я... я в Дарт еду, - человек вытер лоб, то ли от дождевой воды, то ли от пота. - Хочу на корабль сесть и в Даггор податься.

- Разве ты не знал, что Торговый Союз уже захвачен?

- Нет... - он натурально показал разочарование, но в его груди вместо серого пятна безнадёжности пульсировала голубая искра страха. И боялся он Раскара гораздо больше, чем меня.

- Он лжёт.

- Сам вижу, - варвар подошёл поближе. - Так отвечай: зачем ты за нами ехал?

- Да не за вами я ехал, я ехал в Каменное Сердце, - трактирщик покосился на большой глиняный горшок с крышкой, с которого он только что неосторожно сбросил край своего обширного кожаного плаща. И это не ускользнуло от внимания Раскара.

- Что там?

- Э... ничего. Еда, - голос дрожал, глаза бегали.

Варвар снял крышку и заглянул внутрь. А потом он отшатнулся от горшка, как от раскалённого докрасна железа. Он поднял на человека тяжёлый, полный ненависти и обещания смерти взгляд. Иногда один такой взгляд может убивать.

- Подожди, Раскар! Я его не убивал. Он сам... - трактирщик затараторил как бранящаяся кухарка, а варвар потянулся к рукояти меча. - Я... я не тот, кто ты думаешь. Я не Шаспер...

Раскар срубил ему голову одним изящным взмахом, так, как это делают "Рыцари Справедливости" из Ордена Раздвоенного Клинка - доставая меч из ножен. Сверкая мокрой лысиной и разбрызгивая кровь, голова подлетела вверх и упала в дальний угол телеги. Тело рухнуло в грязь позади запряжённой лошади.

Варвар держал клинок в вытянутой руке, дожидаясь пока дождь смоет следы крови. Я его не торопил, я создал "зрение духа" прямо над тем горшком и увидел примерно то, что ожидал. Закатившиеся и помутневшие глаза на бледном, голубоватом лице Алькора. Он был мёртв не меньше трёх дней, даже обрывок его духа успел смазаться, потерять чёткие очертания. Этот Шаспер хотел получить награду, назначенную за голову вора Торговым Союзом, и поэтому направлялся в Каменное Сердце. Страх, ненависть и жадность - вот что во все времена двигало людьми, заставляло идти на подвиги и предательства, орошало кровью берега реки истории...

Раскар наканец отправил меч в ножны и повернулся ко мне. В ледяных глазах застыла боль и печаль человека, знающего свою судьбу.

- Сожги это. Ну же!

Огромный запущеный сад. Колонны седых тополей, раскидистые кроны дубов и стройные силуэты клёнов. Ржавое золото листвы, едва скрывающее наготу пепельного неба, и шуршащее под копытами. Воздух неподвижен и мёртв как стекло. Шелест крошечных капель по обрывкам буро-жёлтого пергамента, как колыбельная вечному сну.

Ощущение абсолютной пустоты и одиночества холодным саваном укрывает разум, немощная тоска кладёт руку на плечо. Хочется замереть и превратиться в статую, ощущать, как год за годом дождь будет стачивать мрамор твоего тела, смотреть как кружаться в последнем танце сорвавшиеся листья.

Бесконечный дождь вечной осени...

Из мутных вод дождливого тумана всплывал призрак внушительной цитадели. Зубчатая корона крепостных стен венчала вершину скалы, выросшей посреди лесистой равнины. Башни и стены рассыпались от времени, и зодчие Торгового Союза не раз их восстанавливали. И сейчас восточную башню опутывали строительные леса. Сожжённый мост чернел на дне ущелья грудой брёвен.

- У Альды небо голубым было, - варвар смотрел поверх хрупких башен неприступной твердыни, и казался погружённым в мысли настолько, что не замечал ничего вокруг. Дождь смывал все чувства с его лица, а промокшие волосы делали похожим на утопленника.

- Что это значит?

- Может быть она даёт тебе надежду, а может быть лишает её... Богов так трудно понять...

Раскар опустил глаза с небес на бренную землю, окинул взглядом усыпанную листьями равнину и тысячи засыпающих деревьев.

- Нет никого...

- И не будет.

Дракон уже понял, что его рабы не в силах нас остановить. Он ждёт нас в одиночку, он готов принять бой. Конечно же, он по привычке начнёт с "огненного дыхания", а сразу за ним призовёт Хаос. А с Хаосом никакая сила не сможет совладать - только хитрость и тот же самый Хаос. Да, только моя способность поверить в невозможное может нам помочь.

Мы ехали шагом по широкой аллее парка заполненного шелестящей тишиной. Где-то далеко бушует безжалостное пламя войны, поглощает целые государства и принимает подношения из человеческих жизней. Ежедневно сотни человеческих жизней... А мы не спешим. Мы следуем ритму вялого дождя, мы поддаёмся магии застывшего воздуха. Скорость не имеет значения. Потому что время - это всго лишь миф. Ничего не измениться от того, убьём мы дракона прямо сейчас или завтрашним утром - это не остановит занесённый для удара клинок и не потушит пылающий город.

Размеренно ступают копыта по лоскутному ковру умершей весны, шепчет бесконечную колыбельную дождь. Мрачные стволы тополей выстраиваются вдоль нашего пути, словно королевские гвардейцы на церемонии коронации... или ряды стражи, сдерживающие безумную толпу перед эшафотом...

- Возьмёшь мою одежду, Харп?

- Конечно.

Можно себя поздравить - варвар стал называть меня по имени. Наконец он смог перебороть свою неприязнь к некромантии. Думаю, что это далось ему непросто, ведь по северным обычаям после смерти тело должно сжечь, а душе отправиться в чертоги отца-Грома. Но уже тогда, в Кавине он пошёл в бой плечом к плечу с моими зомби. А теперь, похоже, он меня даже зауважал.

- А меч?

- Меч не надо, - воин улыбнулся. - Его ведь сам Гром выковал.

Раскар вытащил клинок из ножен и бросил в низко нависшее небо. И тот воткнулся в покров туч яркой стрелой молнии.

- Вот так... Возьми лучше ножны.

Варвар был обнажён, он готовился к превращению. Татуированная у него на груди морда леопарда раскрыла пасть и оскалила клыки, потемневшие от влаги волосы мгновенно выбелила седина, а глаза налились янтарным блеском восходящей луны. Зрачки сжались в узкие вертикальные полоски. Раскар присел на корточки, опустил голову.

Его дух начал меняться...

Воин замер и перестал дышать, а потом внезапно зарычал и прыгнул. И когда он снова коснулся земли, то уже не был человеком. Передо мной стоял большой снежно-белый леопард, выпуская из открытой пасти клубы пара и стегая себя по бокам распушенным хвостом. Он вытянул передние лапы, затем задние, выгнул спину, сделал несколько шагов, привыкая к звериному телу. Наконец леопард взглянул на меня, издал короткий тихий рык и направился к краю обрыва.

Удивительно, насколько противоречив этот мир. Человек, который не признаёт никакой магии, имеет такой контроль над собственным телом, о каком не могут и мечтать Великие Магистры тела и духа. Он просто верит в то, что Гром даёт главам Кланов возможность превращаться в Покровителя Клана. И этой веры достаточно, чтобы сделать невозможное возможным.

Леопард спускался по крутому склону, находя малейшие уступы. Он был похож на снежный ком, медленно катящийся с горы. Варвар рисковал сорваться вниз и переломать себе все кости, но я ничем не мог ему помочь.

Тем временем я открыл четыре канала воздуха и заставил ветер поднять моё тело над хищной пастью ущелья. Далеко внизу остался леопард, раскисшая от дождя горная дорога, почерневший огрызок моста. Обглоданные веками, иссечённые трещинами башни расступались передо мной, зубчатая стена сгибалась в поклоне. В крепостном дворе чернели пепелища нескольких построек, дождь смывал копоть с оплавленных стен и вороньё клевало сожжённую плоть. А в самом центре кольца стен, как дыра в опустевшем черепе, зиял огромный провал куда-то в тёмные недра скалы. Дракон нас приглашал.

Я опустился во двор, заваленный промокшим прахом, и распустил упряжку из четырёх созданных мною ветров. Стая траурно-чёрных крыльев нырнула в свинцовое небо и растворилась в завесе дождевых капель. Повинуясь моей воле, утробно заскрежетали и распахнулись прочные дубовые ворота, обитые железом.

Раскар заставил себя ждать. Его силуэт возник в раме ворот, когда небо уже начало чернеть. Варвар тяжело дышал и зализывал стёртые до крови пальцы. Он поднимался по отвесной стене в теле человека, как профессиональный скалолаз.

Раскар оделся, закрепил на поясе ножны и воззвал к своему богу. С погасшего неба сорвалась изломаная молния и ударила в лужу перед воином, испарив воду и оставив в стеклянном песке его варварский клинок.

- Ну что, Харп, куда дальше?

- Вниз.

Мы подошли к краю огромного колодца. Он был неглубоким и переходил в бесконечную наклонную галерею. Никаких звуков, ни малейшего дуновения подземного сквозьняка - только холод и почти осязаемая темнота.

Раскар мрачно сплюнул вниз и произнёс без особого оптимизма:

- Вниз, так вниз. Я готов.

Пламя факела отбрасывало рваные тени на влажные своды пещеры, вечная капель наполняла эхом холодный воздух. Пожалуй, здесь было красиво. Искрилась вода на известковых колоннах, переливались разноцветными гранями гроздья кристаллов, тускло блестели выходы рудных жил. Маленькое озерцо, чистое и спокойное как утреннее небо, манило зеркальной гладью, приглашало отдохнуть на каменных берегах. На его дне россыпью солнечных искр замерли в тысячилетнем сне мелкие золотые самородки.

Раскар вручил мне факел, а сам наклонился к мёртвому озеру и напился ледяной воды.

Мы шли уже несколько часов по огромному тоннелю в гранитной толще скалы. Даже нет, не скалы - мы давно уже опустились ниже уровня земли. И теперь от поверхности нас отделяло такое же расстояние, как и в начале спуска, только с другой стороны.

Пещера казалась естественным порождением природы, но кое-где встречались остатки древней каменной кладки и, даже, поблёклые фрески. Они изображали в основном сцены из жизни драконов - охоту на лошадей, пиры на вершинах горных пиков, непонятные для человека пышные церемонии в усыпанных золотом пещерах и кровавые стычки с трёхглазыми гигантами. На некоторых показывались магические эксперименты - кипящие моря, затянутое тьмой небо и смертоносный град из огненных камней. И только на самых последних фресках появились маленькие серо-коричневые фигурки тэгов. Они прислуживали драконам на пирах, пахали землю и убирали урожай, клали гранитные блоки в стены башен Каменного Сердца. Под каждой картиной была подпись буквами какого-то древнего алфавита, похожего на архаичные письмена тэгов.

- Выходит, Каменное Сердце драконы построили, - Раскар осторожно прикоснулся к шершавой штукатурке, и та осыпалась на пол, как иссохшая листва давно погибшего дерева. - А что же было здесь, в подземелье?

- Судя по надписям - покои их монарха.

- Да-а-а, - протянул варвар, пнул ногой кучку мусора и побрёл дальше.

Низкий гул родился во тьме тоннеля, раскрасил её красным, заставил дрожать своды пещеры. Поток пламени нёсся нам навстречу, как обезумевшая река, пробившая плотину. Мой десятиканальный "воздушный щит" едва выдержал натиск огня, а Раскара только развеселило приветствие дракона. Он вскинул меч, заорал имя Грома и побежал вперёд, навстречу своему последнему бою. Я превратил "щит" в "воздушного скакуна" и последовал за ним.

Мне нужна твоя древняя сила, Фарин. Мне нужна твоя безрассудная доблесть, Раскар. Только так мой разум сможет противостоять дракону, только так моя ненависть сможет вылиться в расплату.

Дракон восседал на посеревшем за века мраморном пьедестале, его шею охватывало ожерелье из золотых чешуек, а все пять рогов соединяла украшенная камнями золотая цепь. Возможно, то были символы власти, как императорская корона или княжеский скипетр, но разве может судить об этом человек, поверивший в существование драконов только после второй своей смерти?

Раскар нырнул во вторую огненную волну, одним прыжком взлетел на пьедестал и рубанул дракона по передней лапе. Клинок разбил вдребезги его "покров Тьмы" и рассёк чёрную чешую. Повреждение оказалось незначительным, зато защита дракона исчезла, чем я и воспользовался. Шесть "ледяных стрел", "воздушный молот" и "плеть пламени" - всё, что я смог мгновенно выплеснуть на врага.

Я просчитался, как дилетант, недооценивший противника. Так ошибаются всего однажды. Дракон, наверное, посмеялся надо мной в мыслях, открыв три десятка воздушных каналов и разметав все мои атаки "сердцем бури", словно ураган неосторожных птиц.

Я призвал Тьму и укрылся её "покровом". А дракон ударил лапой в то место, где стоял Раскар. Но его там не оказалось, он откатился в сторону и воткнул клинок в бок крылатой рептилии. Дракон взвыл от боли и слился с Хаосом. Мой "покров Тьмы" и "ментальная защита" варвара растворились в пропитанном магией воздухе.

Дракон просто рассеял наши защиты, но не запретил им действовать. И я понял, что он совершил роковую ошибку, хотя пока и не знал, как это использовать. Я успел почувствовать власть над Хаосом, перед тем, как дракон направил ко мне "молот Тьмы" и принялся готовить "лезвие смерти" для Раскара. Передо мной встал выбор: спасать Раскара, либо спасать себя. С помощью Хаоса я мог бы восстановить "ментальную защиту" варвара, или отразить "молот Тьмы" обратно к дракону. Но я поступил иначе.

Я поставил "ментальную защиту" на самого дракона, лишив его возможности колдовать. А небольшое вмешательство магии тела дало мне скорость ускользнуть от неумолимого тарана. "Молот Тьмы" врезался в стену, брызнув в стороны острыми осколками камня и ударив по слуху тяжёлым грохотом. "Лезвие смерти", свитое драконом, перестало подчиняться его воле, распалось на нити и впиталось обратно в его дух.

Дракон не понимал что происходит. Существо, чьи предки сами создали магию, вдруг лишилось своей силы. Он пробовал призвать Тьму, открыть стихийные каналы, но все усилия не приносили плода. А Раскар рубил блестящую чешую, ускользая от острых когтей и массивного хвоста.

Я уже, было, понадеялся, что варвар сможет сам справиться с противником, пока тот не сможет использовать магию. Но я ошибся. Дракон просто залил Раскара струёй пламени из своей пасти. Обугленное почерневшее тело воина ещё стояло зажав в руках меч, но жизнь его уже покинула, а душа его медленно уходила в небесные чертоги Грома.

Я понял, что я сейчас сделаю, я слился с Первозданным.

Меч Клана молнией вырвался из рук мёртвого воина и взлетел к небу, пробиваясь сквозь толщу камня и земли. Лапа дракона разбросала прах моего товарища по холодному полу подземелья.

Я открыл четыре канала стихий с четырёх сторон от дракона и приказал материи изменить своё движение. Я обратил основной закон стихийной магии. Слепяще-яркие белые линии начертили на полу Крест Стихий. И над знаками стихий горели каналы стихий, а в центральном квадрате стоял дракон. И материя потекла в каналы...

Я сумел перехитрить дракона, я сумел загадать ему загадку, которую он не успел отгадать.

Крест Стихий начал вращаться, а с тела дракона срывались нити и тянулись к каналам. Он зарычал, он попытался вырваться, он выплюнул пламя, но его тотчас же поглотил огненный канал. Каналы кружились вокруг дракона, снимая с него плоть слой за слоем, словно кожуру со спелого плода. Тело корчилось в агонии, а стихии продолжали забирать принадлежащее им. Огонь к Огню, Земля к Земле, Вода к Воде, Воздух к Воздуху...

Дракона больше не было. Но Вселенная требовала ещё жертв. Вихрь стихий взялся за кучу пыли, которая когда-то была мебелью, за разорванные и сожжённые останки Раскара, за мой собственный труп.

А мне было всё равно. В этом мире не осталось ничего интересного для меня. Мне надоело гоняться за "даром жизни", надоело выполнять чужую волю ради неизвестных целей. Я уже ничего не хотел, даже быть магистром Ордена. Я слишком устал.

И, наконец, я на собственной душе ощутил нежные и холодные обьятия костлявых мёртвых рук моей невесты...

Вчерашний дождь превратился в снег. Миллионы снежинок блестели в свете зари, словно звёзды на утреннем небе, опускались на заледеневшую землю, укрывали деревья зимним саваном. Природа медленно умирала до следующей весны, до следующего года.

А Культа несла мою душу туда, где жила зима. Над полями сражений, над Даггором, над землями Кланов, в тот край, где землю покрывают вечные снега, где гнездятся холодные ветры, где катится по кромке горизонта тусклое солнце, и искрятся в его лучах тысячами звёзд полугодовой ночи ледяные башни белого дворца...

В то солнечное утро в Кавских горах Даггора с безоблачного неба сорвалась молния и оставила посреди пятачка дымящейся земли Меч Клана Белого Леопарда. Семилетний Мелот вытащил из земли отцовский клинок, обернул в волчью шкуру, взвалил на плечо и побрёл сквозь снежную целину к селению соседнего клана. И бесстрашные воины шести даггорских кланов оседлали своих мохнатых морозоустойчивых лошадей и спустились в оглашённые стальным лязгом равнины, чтобы отомстить и умножить свою славу.

Во многом благодаря потдержке варваров, даггорская армия смогла тогда разбить войска тэгов. Империя Катэр лишилась заморских территорий, занятых в прошедшую войну, и ещё не скоро сможет оправиться от поражения.

Белдит смог обвести вокруг пальца и агентов Торгового Союза, и Орден Вселенной, и всех остальных охотников за наживой. Тал свела его с Магистром духа, нуждающимся в деньгах, и он не упустил возможность. А удастся ли его новое предприятие в Аркуре, знает сейчас только Альда.

Когда-то страх перед войной с тэгами заставил Харпа дезертировать из меритарской армии и придти в Орден Обсидиановой Звезды. Теперь же он смог победить в куда более жестокой войне с Катэр, он смог остановить дракона. Когда-то он боялся смерти. Теперь он взял её в жёны.

Я думаю, что его имя достойно стоять в одном ряду с именем Фарина. И пусть он не носил на своём челе корону, пусть он не пировал с богами, но он, не имея ничего, даже жизни, сражался за жизни других. Он легко переступал через свои амбиции, ради которых Фарин не пожалел бы морали.

Точно знает об этом одна только Пряха, но мой господин начал понимать её мотивы. Он считает, что путь Харпа здесь ещё не закончен. В мире Хаоса, в тени Войны, в погоне за Смертью...

Брат Минторс.

Хроники Братства Истины.

Год 112337 от сотворения мира, год Огненного Дракона.