Откуда-то из Internet'а.

- Здравствуй милая. Как спала?

Она посмотрела на меня своими бездонными голубыми глазами. Нити сосудов на белках, расширенные зрачки. Серые мешки под глазами, потёкшая тушь, слипшиеся ресницы. Неподдельная ненависть и боль во взгляде.

Глаза божественной красоты…

- О, я вижу - ты описалась.

Она чуть дёрнулась и что-то промычала. Рот был надёжно заклеен, ноги - привязаны к ножкам стула, а руки - скованы наручниками за спинкой. Сам стул я закрепил у бетонной колонны с облупившейся коростой краски, чтобы она не смогла его опрокинуть.

Я всё очень хорошо продумываю.

- Не беспокойся, милая, это ведь естественный процесс, - я по-отечески улыбнулся. - Пусть лучше лопнет совесть, чем мочевой пузырь.

Большая часть мочи осталась на сидении стула или впиталась в её модные джинсы, поэтому на полу образовалась совсем небольшая лужица. Пахло от бедняжки не лучшим образом, а сиденье под попкой хлюпало, когда она ёрзала.

Ей сейчас должно быть ужасно противно.

- Неприятно, правда? Сидишь вот так: обсосанная, связанная, беспомощная, - я чуть повысил голос, добавил властности и издёвки.

Она заплакала.

- А ведь я могу тебе помочь, милая. Я развяжу тебя, умою, накормлю, дам чистую одежду. Тебе всего лишь надо назвать имя того подонка, который подставил нашего общего друга.

Она перестала хныкать и отвернулась. Уставилась на пыльное подвальное окошко, в которое едва пробивались лучи вялого зимнего солнца.

- Напрасно, напрасно ты не хочешь по-хорошему. Всё равно ведь расскажешь. Отсюда никто не уходит, не выговорившись как следует.

А она всё смотрела в окошко и играла желваками. Она собирала остатки мужества, крепилась.

Смешно…

- Может ты думаешь, что тебя найдут?.. Ой, не смеши меня, милая! Кто ж в здравом уме будет тебя искать здесь, в подвале детского сада, прямо под ногами у ребятишек на новогоднем утреннике?

- Михалыч, ну где ты там? - донёсся издалека голос Васильевны, музрука нашего детсадовского. - Детишки уже Деда Мороза зовут.

- Иду!

Я накинул дедморозовскую шубу, подхватил мешок подарков и сказал:

- Я скоро вернусь, милая, и мы продолжим разговор. Ты только никуда не уходи, ладно?

Ох, как она на меня зыркнула! Жуть! В глазах искры, огонь, бешенство. Она бы плюнула в меня если б кусок широкого скотча не запечатал её соблазнительные чуть припухлые губки.

Я улыбнулся, нацепил бороду на резинке и вышел. Хлопнул крепкой, обитой жестью, дверью. Щёлкнул замок.

Все ненавидят палачей. Все ненавидят смерть, боль и пытки. Но нужны люди, которые и этим будут заниматься. В профессии палача есть необходимость, общественная необходимость.

Палач - золотарь общества. Он выгребает дерьмо, а его за это ненавидят.

С пытками сложнее. Сейчас в них нет той надобности, которая была ещё лет сто назад. Полиграф и пентонал натрия помогают в поиске истины. Но детектор лжи эффективен, когда испытуемый сам идёт на сотрудничество, а «сыворотка правды» не продаётся в аптеках. Остаётся утюг, паяльник, иголки под ногтями…

- Ну что, милая, не скучала тут без меня?

Она даже не взглянула в мою сторону, сидела в безвольной позе, уронив голову на грудь. На щеках пролегли свежие дорожки слёз. За пыльным окошком царила безнадёжная новогодняя темнота.

Я зажёг свет и тряхнул мешком с подарками.

- А у меня для тебя кое-что есть.

Она посмотрела исподлобья.

А я раскрыл мешок и начал выкладывать на стол перед ней инструменты.

Нож столовый, нож разделочный, скальпель…

- Знаешь, а у нас там весёлый праздник получился. Ёлочка-красавица под три метра. Вся в игрушках, гирляндах. Натуральная ёлочка, не какой-нибудь пластик. Я сам на рынок за ней ходил, всё по правилам без браконьерства.

…топорик для мяса, пачка лезвий…

- Леночка из старшей группы на пианино играла, «В лесу родилась ёлочка». Представляешь, шесть лет малышке, а уже так музыкой занимается. Ты бы слышала! Просто чудо по-моему.

…набор иголок, бензиновая зажигалка, солонка…

- Мы хоровод вокруг ёлочки водили, песенки пели, Снегурочку звали, играли в игры, в «рыбака и рыбок» например. Ты умеешь играть в «рыбака и рыбок»? Это когда один крутит скакалкой над полом, а остальные должны подпрыгивать. И если скакалка кого-то заденет - он выбывает. Всё очень просто.

…резиновый жгут, пакет стерильных бинтов, баночка йода.

- А в конце были подарки, из этого самого мешка. Машинки, куклы, пистолетики, головоломки, конструкторы и, конечно же, конфеты. Много всяких сладостей, от «чупа-чупсов» до шоколадных Дедов Морозов. Дети были просто счастливы.

Я присел напротив.

- Но для тебя я припас совсем другие подарочки.

Она смотрела широко раскрытыми глазами и часто дышала. На лбу выступила испарина.

- Просто назови имя, - веско и убедительно, как следователь на допросе.

Она дёрнулась словно от удара, выпрямилась и повернула голову к окошку.

Глупая.

- Упорство и сила воли это, конечно, хорошо, милая. Но в жизни бывают моменты, когда о них лучше забыть. Вот как сейчас.

Ноль реакции, неплохо держится девчонка. Но я ведь только начал.

Я поднялся со стула, подошёл к холодильникам. Большие холодильники с трёхстворчатый шкаф каждый, для предприятий общественного питания и для магазинов. Вот в этом у меня литра два молока, полкило сосисок, немного фарша и три бутылки пива из моих личных запасов. Я взял одну бутылку.

- Знаешь, работа повара и ночного сторожа в детсаде как раз создана для людей с моим хобби.

Я захлопнул дверь холодильника и открыл бутылку об её ручку.

- По ночам я здесь совсем один и могу уделять своим гостям столько времени и внимания, сколько потребуется.

Отхлебнул пива и направился к столу.

Ей сейчас должно быть страшно хочется пить. Просидеть здесь пятнадцать часов. Ещё бы.

- К тому же здесь легко избавляться от тел.

Я снова присел, поставил бутылку рядом с инструментами.

- Мясо человека, мышечная ткань, имеет сладковатый привкус, о котором так любят говорить разные каннибалы-уголовники. Так вот, дети в этом саду не понаслышке знают о том привкусе.

Сейчас главное - не дать ей опомниться, переварить информацию. Нужно давить, сыпать подробностями, припоминать разные случаи, говорить о жутких вещах самым обыденным тоном. Но спешить здесь нельзя. Спешка всё погубит.

- А вот печень. Ты любишь жареную печень, милая? Такую мягкую, сочную, чуть хрустящую, солёненькую, с подливой. Под картошечку замечательно идёт. Просто пальчики оближешь!

Она смотрела мне в глаза не моргая, готовилась держать удар.

- А ведь печень человека не отличить по вкусу от печени свиньи.

Щека дёрнулась, взгляд пробежался по инструментам, споткнулся о бутылку и перескочил на всё то же окно. И что она в том окошке нашла?

- Вот гостил у меня один парень лет двадцати трёх, который хороших людей обманул. Он не хотел всё номер счёта называть. Долго он у меня гостил, и кормить его чем-то надо было. Так я его им же и кормил. Отрезал сначала ногу по колено, потом другую. И он ел. Уплетал за обе щеки, пока умом не тронулся. А потом его ели детишки. Да-а-а… Нахваливали, добавки просили.

Не давать опомниться…

- Или был один мужик лет пятидесяти, жирный как бегемот, еле на этом стуле поместился. Так я ему откачку жира организовал совершенно бесплатно. Правда, без наркоза. И насоса специального у меня не было, пришлось обычным шприцем вытягивать… Сколько я в его пузе дырок натыкал… Штук сто, не меньше. Зато потом жирдяй преобразился, похудел килограмм на двадцать. Даже талия появилась. Только он сильно побледнел и дышать совсем перестал…

Она смотрела прямо в глаза, ловила каждое слово. Она попала под влияние.

Я полез в карман, достал кошелёк и повертел у нее под носом.

- Вот, кстати, на память от него оставил. Хорошая кожа, правда ведь?

На крючке бедняжка, и никуда ей не деться. Осталось дёрнуть последний разочек, выбросить её на берег и любоваться, как будет задыхаться от ужаса.

- Но у меня здесь гостили не только мужчины, бывали и дамы. Одна, например, держалась покруче иных мужиков. Она раньше спортом серьёзно занималась, лыжами. Да-а-а… Так я отрезал ей палец и засунул в пизду… пардон, в вагину. Я трахал её её же отрезанным пальцем! И она потекла. Представляешь, возбудилась от такого непотребства! И её вырвало. А рот у неё был заклеен, как у тебя сейчас, и рвало её через нос. Ты когда-нибудь видела, как блюют носом? Забавное зрелище.

Подбородок дрожит, пульсирует жилка на лбу, широко раскрытые глаза смотрят сквозь меня.

На грани.

- Всё-таки она захлебнулась своей рвотой. И мне пришлось её откачивать. Представляешь, я делал ей искусственное дыхание! Тебе это не кажется смешным?

И я засмеялся, как будто припомнил какой весёлый случай из детства. Откинулся на спинку стула и смеялся. Глядел на потрескавшуюся штукатурку потолка и смеялся.

Сломалась.

Она мычала заклеенным ртом, она извивалась всем телом, дёргалась, мокрое сиденье хлюпало, моча пенилась под её бёдрами. Она мотала головой, и её волосы - короткие, мелированные, сальные и слипшиеся - хлестали по лбу, по глазам, кружились ореолом, нимбом мученика.

- Милая! Милая, что с тобой?! Тебе плохо? Ты хочешь мне всё рассказать?

Да, да! Она закивала! Видели бы вы как она кивала. Преданно, фанатично, как дрессированный морской котик; энергично, так, что казалось, будто её голова сейчас оторвётся.

Я победил. Как всегда.

Сейчас я отклею скотч, и она назовёт мне имя. Она будет выкрикивать его, будет повторять раз двадцать, потребует, чтобы я его записал, скажет, чтобы тут же позвонил и сказал имя заказчикам. Потом она попросит пить, и я поднесу бутылку пива к её соблазнительным припухлым губам.

Я сниму наручники, я развяжу верёвки, медленно и аккуратно под руки отведу её в душ, дам чистую одежду, полотенце и шампунь. Она выйдет через полчаса сияя от счастья. Она будет радоваться тому что жива и здорова, тому что одета в чистое, тому что смогла наконец сходить в туалет по-человечески. Как всё-таки мало нужно для настоящего счастья…

Она попросит поесть. Её будет ждать горячая манка на молоке и пара варёных сосисок. Она будет улыбаться, будет искренне меня благодарить.

Потом мы выпьем шампанского, по чуть-чуть. Сходим наверх полюбоваться на ёлочку. Я угощу её конфетами. Мы посидим у телевизора, посмотрим новогодние передачи. Может быть я даже поцелую её в эти соблазнительные губки, а может быть дело зайдёт и дальше.

Через пару часов приедут заказчики, и я передам её им прямо в руки. Возможно, они её устранят, даже скорее всего устранят. Мне всё равно. Я никогда не занимаюсь устранением, мне привозят клиента - и я узнаю у него информацию. Это все мои обязанности.

На устранение я бы не согласился ни за какие деньги. Я - человек мирный и в жизни не убивал никого крупнее таракана. А вида крови я не переношу совершенно. Последний раз я пролил кровь в шестом классе, когда разбил нос однокласснику Сашке.